Читать книгу - "Великая война и деколонизация Российской империи - Джошуа Санборн"

способом упрочить положение армии в качестве монопольного потребителя в зоне боевых действий было использование механизмов закона военного времени, чтобы вынудить производителей и торговцев предоставить ей право преимущественного приобретения.

Попытка установить экономическую автаркию в каждой отдельной губернии уже привела к печальным последствиям. Но армейское командование, кроме того, нарушило нормальный ход экономических операций в отдельных городах. Прежде всего, патологическая подозрительность в отношении коммерсантов в целом и евреев в частности привела к опрометчивым нападкам на обычные торговые практики, например складирование товаров. Создание товарных запасов с целью избежать возможной серьезной нехватки стало считаться преступлением. В декабре 1914 года известия о том, что торговцы все же пополняют склады, заставили армейские власти думать, что евреи устроили масштабный тайный заговор с целью спекуляции и взвинчивания цен[64]. В Варшаве были арестованы 64 человека, в основном евреи. Их возражения во время расследования были весьма убедительны. Один задержанный показал, что привез соль из Одессы, но не смог ее продать, потому что было Рождество, и ему пришлось оставить ее на складе. Торговец из Пруткова объяснял, что у него образовались большие запасы сахара, потому что он вывез его перед тем, как немцы взяли город. Даже местные жандармы осознали, что в действиях торговцев не было криминала. Напрашивался логический вывод: коммерсанты способствовали усилиям военных, привозя товары в военную зону, и не только из других губерний, но и прямо из-под носа противника.

Высшее командование, однако, не согласилось с подобной логикой и отвергло возражения полиции. Жандармы арестовали торговцев и конфисковали их товары. И вот, когда сети мирного времени были разрушены, создавать складские запасы стало трудно, торговля находилась под угрозой, а военные наводнили территорию, колебания цен в Польше стали неизбежными. Власти отреагировали так же, как и в Галиции: попыткой зафиксировать цены на ключевые товары. И снова это было сделано армейскими чинами, имевшими очень слабое представление о том, как функционируют экономические и социальные системы[65]. Как отмечал Михаил Лемке в своем дневнике, который вел в Ставке в военные годы, Академия Генерального штаба ничего не делала, чтобы готовить своих офицеров к решению задач гражданского управления, с которыми им обязательно пришлось бы столкнуться в зонах действия закона военного времени. Выпускники не имели «ни понятия о государственном праве и хозяйстве, ни об основном законодательстве и органах управления… ни о финансах, ни о чем подобном они не получают никакого представления». В результате, заключал автор, «они шли вслепую, просто не подозревая о существовании страны…» [Лемке 2003, 2: 625].

Группа крупных финансистов Варшавы тут же увидела опасность. Менее чем через две недели после того, как в воздухе засвистели пули, они обратились к высшим властям с просьбой незамедлительно принять меры для стабилизации экономики в зоне военных действий, учредив надежные чрезвычайные органы для расширения кредитования и защиты прав собственности (прежде всего от хищничества военных). Они предупредили, что в существующих обстоятельствах единственным экономически здравым решением для многих на этой территории оставалась «ликвидация»[66]. Но мнение польских деловых кругов проигнорировали. Вместо этого высшее командование продолжило издавать запретительные постановления (не экспортировать, не поднимать цены, не создавать складские запасы), не предпринимало никаких конструктивных действий для поддержания местной экономики в разгар катастрофических перемен. Уже в августе 1914 года армия помогла сформировать «всеобъемлющий антирыночный консенсус», который Питер Холквист назвал радикальным феноменом политической культуры России в военные годы в целом[67].

Как обычно, склонность чиновников считать, будто количество указаний прямо пропорционально уровню упорядоченности, была ошибочной. Напротив, истинное положение в экономике находилось на грани анархии. Неуклюжее, избыточное вмешательство во все дела со стороны неопытной, страдающей от недостатка кадров администрации вместо рационального использования местных ресурсов моментально привело к возникновению новых форм экономической деятельности, которые еще больше сбили власти с толку. «Вторая экономика» – черный рынок – наращивала обороты. Торговцы перемещались между военными лагерями и городами, продавая не только продукты, спиртное и сигареты, но и военную форму, ружья, револьверы, шинели и сапоги. Часть всего этого явно была собрана на полях сражений, потому что те, кого арестовывали с контрабандой возле мест боевых действий, имели при себе в десять раз больше материальных ценностей, чем прочие[68]. Но солдаты также постоянно продавали свои вещи местным торговцам. К примеру, в Плоцке власти арестовали несколько военнослужащих за продажу зимнего обмундирования. Утечка государственной собственности оставалась проблемой все годы войны[69].

Широко распространена была и «третья экономика» – мародерство. По обе стороны довоенной границы солдаты по одиночке или небольшими группами напрямую пользовались правом сильного, чтобы отбирать все, что им хотелось. Весьма типичный случай: жители одного из селений возле Вислы вернулись в свои дома, откуда бежали во время артобстрела в конце сентября, чтобы увидеть, как повсюду рыщут русские солдаты, едят овощи и от нечего делать крушат мебель. Когда староста посмел высказать недовольство, солдат ударил его, пригрозил штыком и велел заткнуться. Селение было обобрано дочиста, как и соседние селения в этом районе[70]. Мародерство имело место как возле линий фронта (как в данном примере), так и в тылу. Так, в октябре 1914 года новый командующий 2-й армией генерал С. М. Шейдеман отмечал, что большая часть рапортов о том, что солдаты «нападают» и «грабят» местных, шла из районов к востоку от Вислы[71].

Грабежи стали постоянной угрозой в приграничных областях, и, хотя большинство причастных к ним носило военную форму, вскорости появились и банды из гражданских лиц. Например, в начале 1915 года четверо варшавских бандитов, узнав, что богатая семья Марианны Сопиевской осталась без мужского покровительства, ворвались в дом, украли 53 рубля наличными и на 60 рублей вещей, изнасиловали двух дочерей-подростков и застрелили соседа, собаки которого подняли лай во время нападения[72].

Как показало нападение на Сопиевских, семьи христиан также не были застрахованы от беды. Но все же жертвами насилия в регионе в первую очередь становились евреи. Так, 31 августа (13 сентября) 1914 года 235-й Белебеевский пехотный полк на два часа остановился на железнодорожной станции Тлущ. Солдаты сошли с поезда, чтобы сходить к местным торговцам-евреям. Однако, выбрав товары, многие отказались за них платить. Тогда владельцы лавок закрыли двери и стали торговать только через окно. В ответ солдаты вышибли двери и «силой забрали разные товары». Офицеры полка стояли в стороне, пассивно наблюдая за грабежами, и этот случай прошел бы незамеченным в документальных отчетах (как наверняка многие другие), если бы там не случилось одного генерала из штаба 2-й армии, который был в