Читать книгу - "Искусство. Письма на заметку - Шон Ашер"

писательницы, куратора, критика и феминистки, женщины исключительных достижений.

Люси Липпард – молодой художнице

6 марта 1974 г.

6 марта 1974 г.

Принс-стрит, 138, Нью-Йорк

К молодой художнице.

Прошу прощения за вынужденную краткость, потому что на самом деле сказать мне хочется очень многое. Постарайся прочесть и то, что между строками. Надеюсь, что, когда тебя одолевает злость, ты быстро справляешься с ней и используешь ее по делу. Надеюсь, что она тебя не покинет до тех пор, пока положение женщин не улучшится – всех женщин, не только художниц; надеюсь, что ты работаешь прежде всего для себя и что ты в курсе, как посылать в задницу требования богемы; надеюсь, что ты также работаешь и для всего мира; надеюсь, что именно тебе удастся наконец понять, как спасти искусство от того, чтобы с его помощью оправдывали самые неприятные черты этого общества; надеюсь, что свое искусство ты постараешься сделать доступным как можно шире, и не только женщинам; надеюсь, обо всем этом ты задумываешься уже сейчас, а не откладываешь до тех пор, пока не станешь знаменитой, потому что тогда будет уже поздно. Надеюсь, ты не забываешь, что феминизм означает прежде всего ежедневную обязанность быть человеком. Все надеюсь, и надеюсь, и надеюсь.

С любовью

Люси Липпард

Письмо 03

Какая прелесть!

Сальвадор Дали родился в 1904 году в Каталонии. Его работы известны по всему миру в немалой степени благодаря тому, что помещают зрителя вне реальности, как бы в сновидения. На картинах мы находим оптические иллюзии, измененную перспективу, оплывающие и искаженные предметы. В сочетании с его колоритной личностью, которая сама по себе была в каком-то смысле произведением искусства, они обеспечили ему место в истории живописи. В 1923 году, в университете, Дали встретился и близко сошелся с поэтом Федерико Гарсия Лоркой, и они некоторое время обменивались письмами по самым разным вопросам. Неудивительно, что письма Дали тоже непохожи на традиционные послания.

Сальвадор Дали – Федерико Гарсия Лорке

Декабрь 1927 г.

Федерико!

Я работаю над картинами, заставляющими меня плакать от счастья. Творю совершенно естественно, безо всяких артистических метаний, нахожу то, что меня глубоко волнует, и стараюсь изобразить это честно, то есть в точности. Чувствую, что начинаю постигать чувства. Иногда мне кажется, что я снова погружаюсь, с неожиданной остротой, в «иллюзии» и радости детства. Ощущаю глубокую любовь к травинкам, к занозам в ладони, к ушам, розовым на просвет, к бутылочным перьям; но не только к ним, а еще и к виноградной лозе и ослам, населяющим небеса.

Сейчас пишу прекрасную женщину, она улыбается и вся щетинится разноцветными перьями, опираясь на небольшой пылающий мраморный игральный кубик; кубик же в свою очередь опирается на тихий, скромный дымок. В небе над ней ослы с головами попугаев, трава и песок с пляжа, все это вот-вот взорвется, и все такое невероятно, объективно чистое, залитое невыразимой синевой с попугайскими зелеными, желтыми и красными тонами; белый же почти съедобен, с металлическим блеском заблудших грудей (тебе же известно, что груди бывают заблудшие, в противоположность летучим – они находятся в покое и не имеют понятия о действии, и трогают меня своей беззащитностью).

Заблудшие груди. (Какая прелесть!)

А потом думаю изобразить соловья. Назову картину СОЛОВЕЙ, и на ней будет пернатый проросший осел под тенистой сенью неба, ощетинившегося крапивой, и так далее и тому подобное.

Эгей! Да у тебя теперь, похоже, деньги водятся! Будь я сейчас с тобой, стал бы твоей шлюхой, приставал бы к тебе и клянчил песеты, чтобы макать их в ослиную мочу <…>

Меня подмывает прислать тебе клок своей пижамы цвета омара, а точнее цвета мечты омара, – вдруг ты, в роскошестве своем, снизойдешь поделиться деньжатами со мной <…> Подумай только, за небольшую денежку, за 500 песет мы могли бы выпустить номер АНТИХУДОЖЕСТВЕННОГО журнала и обосрать все и всех, от «Каталонского Орфея»[1]до Хуана Рамона[2].

(Целуй Маргариту[3]в кончик носика, там целое гнездо ос под наркозом.)

С приветом, целую тебя в пальму, твой ТУХЛЫЙ ОСЕЛ.

Письмо 04

Я этого терпеть не собираюсь

Оскар Хау родился в 1915 году в резервации индейцев сиу Кроу-Крик, штат Южная Дакота, в семье потомков вождей племени янктонай-сиу. Он учился в индейской школе-интернате в Пирре, столице штата, после чего поступил в мастерскую Дороти Данн при Индейской школе в Санта-Фе, а степень магистра изобразительных искусств получил в Университете Оклахомы. Его творчество обрело известность как пример изображения жизни индейцев в Америке средствами модернизма. В 1959 году он отправил на ежегодную выставку индейского искусства в Музей Филбрук в городе Талса, штат Оклахома, одну из своих работ под названием «Умини Васипи: танец мира и войны». Полотно было отвергнуто как не соответствующее «традициям индейского искусства». Хау откликнулся письмом, в результате его работы были приняты не только в этом музее, но и вообще в мире искусства. Адресовано оно было Джин Снодграсс Кинг, куратору индейского отдела музея.

Оскар Хау – Джин Снодграсс

18 апреля 1958 г.

Уважаемая госпожа Снодграсс!

Тот, кто сказал Вам, что мои полотна сделаны не в традиционном индейском стиле, имеет весьма и весьма слабое представление об индейском искусстве. Индейское искусство – это больше, чем милые стилизованные картинки. В старых индейских картинах содержится сила, содержится индивидуальность, эмоциональное и интеллектуальное прозрение. Каждый штрих моих картин отражает глубоко усвоенные уроки индейского искусства. Неужели теперь мы должны навсегда застыть в единственной приемлемой форме, лишенные права на самостоятельность, слушать вечные поучения, жить в резервациях и считаться за детей, поскольку лишь белый человек знает, что нам на пользу и что во вред? А теперь и в отношении искусства – «неразумный ребенок, делай, что тебе сказано, не более и не менее». Так вот, я этого терпеть не собираюсь. Индейское искусство может встать наравне с любым другим, если оно не будет непрерывно подавляться. Вокруг себя я каждый день вижу примеры равнодушия и презрения к своему народу. Я плачу над судьбами этих бедняг. Мой отец умер три года назад в крохотной лачуге, двое моих братьев до сих пор живут в точно таких же, они вечно голодны, вечно раздеты, вечно – люди второго сорта. В этом и есть одна из причин того, что я постоянно ищу новые способы сохранить обычаи и культуру своих предков, но удержаться от того,