Читать книгу - "Миры Пак Чханука. Откровенный портрет Пак Чханука, созданный им самим - Пак Чханук"

месту, когда внезапно кто-то резко выдернул журнал из ее рук! Это был мальчишка лет пяти. Она протянула руку, но журнал так и не вернулся к ней. Вздохнув, женщина потянулась за другим изданием. Но, похоже, ребенок ужасно развеселился, и стоило только бабушке взять новый журнал, как он тут же выхватывал его из ее рук и убегал прочь. Четыре раза подряд! А ведь и не накричишь на чужого ребенка…

Однако куда большее недоумение вызывало поведение его матери. Молодая особа была полностью сосредоточена на припудривании своего носика, вглядываясь в ручное зеркальце. Наверняка ведь слышала голос пожилой женщины, мягко отчитывающей ребенка, и тем не менее она даже не удосужилась поднять свой взгляд… В даме начал вскипать гнев. За последнее время у нее и так накопилась обида на молодых родителей.

Удачный момент наступил в самый разгар беготни мальчишки по всему залу банка, когда он поднес свою руку к красному крану кулера с водой. Идеальный шанс не только уберечь ребенка от опасности, но и проучить его мамашу, которая явно была напрочь лишена представления о нормах общественного порядка. Практически одновременно с тем, как пожилая дама начала подниматься со своего места, мать случайно подняла голову и обнаружила своего ребенка возле кулера.

Раздался дикий вопль, ничем не напоминающий человеческий голос. При его первых звуках не только старушка, но и все люди в банке разом обернулись на женщину. Смущенная, она подбежала к ребенку, схватила его за запястье и потащила в угол. И в тот момент пожилая дама увидела движения рук молодой женщины, которыми та что-то объясняла ребенку. Без всяких сомнений, это был жестовый язык. В тот вечер пожилая женщина, а это была моя мать, посоветовала мне никогда не судить о людях слишком поспешно.

Философ | 철학자

«Уже на 28-м году жизни я был вынужден стать философом; это нелегко, а для артиста труднее, чем для кого-либо другого»[8].

Это слова Людвига ван Бетховена, одно предложение из его Гейлигенштадтского завещания[9]. Иными словами, молодому композитору было тяжко быть философом, и тяжко настолько, что он готов был умереть. Несчастный Бетховен! А ведь Моцарт сказал бы по-другому: «Уже в 26 лет я вынужден быть мужем одной жены; это нелегко, а для артиста труднее, чем для кого-либо другого».

Похоже, в свои двадцать восемь лет Бетховен считал, что он слишком молод для того, чтобы становиться философом. Но так ли это на самом деле? Я, конечно, никогда не был философом, но, опираясь на четырехгодичный опыт обучения на философском факультете[10], все же поразмыслил и пришел к выводу, что это не совсем так. Совершенно не обязательно «стремление познать систему мироздания и человека» должно быть привилегий одних лишь стариков. Как я уже говорил, философа отличает не обладание этой системой знания, но стремление познать.

Это стремление не является исключительной прерогативой философов. Каждый человек, способный мыслить, не только может, но обязан совершать данное усилие. Именно оттуда растут ноги и у революций, и у Девятой симфонии[11]. Думаете, без такого мыслительного усилия можно создать хотя бы один кинофильм? Никогда в жизни. И даже если бы это стремление к познанию было не столь благородным, а гораздо более суровым делом, тем не менее это усилие осмысления по-прежнему являлось бы обязательным. Каким бы суровым оно ни было, разве оно приведет к погибели людей? Даже этот немецкий гений после написания своего пафосного завещания прожил еще целых двадцать пять лет.

Как же подходить к этим усилиям? Нужно быть непреклонным до конца. Возьмем, к примеру, размышления о сущности Бога. Естественно, теист должен быть уверен в том, что Бог существует. Кто же тогда атеист? По распространенному мнению, принято называть атеистами всех людей, не способных поверить в существование Бога. Но, если быть точным, атеист – тот, кто верит, что Бога нет. И конечно же, у его уверенности должны быть веские основания. Это совсем не простой вопрос. Даже позиция, когда человек не склоняется ни к одной из сторон, требует немалых усилий. Ведь для того чтобы быть агностиком[12], нужно доказать, что «человек не способен постичь, существует Бог или нет». Суть в том, что любое размышление не имеет особого смысла, если оно не радикально, не доходит до самой глубины, до самого корня.

На этом я завершу свой свои размышления, обращенные к самому себе. Кстати, в последнее время, радикально исследуя свою идентичность, я неизменно прихожу к выводу, что я не кто иной, как женатый мужчина[13].

Война | 전쟁

После резни все вокруг затихает. Кроме птиц. А что же говорят птицы? Единственное, что может сказать птица о резне, это что-то вроде: «Чик-чирик?»

Курт Воннегут, «Бойня номер пять»

В одном из моих фильмов поднимается тема тревожности людей из-за возможного возобновления войны на Корейском полуострове. Накануне премьеры фильма началась всяческая суета: разговоры о саммитах и прочем, будто уже на следующий год могло произойти Объединение[14]; я даже решил, что в очередной раз высказал какую-то чепуху. Не прошло и двух лет, и посмотрите, что теперь получилось!

В моем детстве в каждой семье был ребенок, которому по ночам снились кошмары о нашествии Народной армии[15], в которых он, став нищим бродягой, скитается в поисках потерянной мамы. А все из-за того, что господин Пак Чон Хи слишком сильно нас всех запугивал. Так отчего же теперь никто не боится? Почему слова господина Буша пугают людей только там, на Севере? А когда Ю Сынджун направлялся на свою новую родину, в «страну – оплот добра»[16], я, вместо того чтобы испытывать жалость к нему из-за потери всех тех несметных богатств, которых он лишился в Корее, оказался настолько труслив, что всей душой завидовал его удаче, ведь ему удалось избежать кошмаров войны[17].

В своем романе, в котором он описывает бомбардировку Дрездена американскими войсками, боязливый господин Воннегут говорит следующее: уж лучше писать антиледниковые книжки, нежели антивоенные[18]. Что войну нельзя остановить, как нельзя остановить и ледники. Также он говорил: «Люди слишком хороши для этого мира». Но кто, как не человек, создает этот мир? Господин Буш? Птицы? Неужели войну действительно нельзя остановить, даже если объединить усилия всех людей, кроме господина Буша?[19] Возможно, птицы чирикают, задаваясь этим же вопросом?

Экранизация | 각색

Как бы я ни пытался абстрагироваться, каждый раз, читая книгу, невольно начинаю оценивать ее с точки зрения возможности экранизации. Профессиональная деформация. Со временем я научился наслаждаться литературой как таковой. Однако до сих пор с большим интересом наблюдаю за теми, кто мир книг переносит на экран. Возможно, поэтому мне не терпится поскорее посмотреть «Особое мнение»[20]: хочется понять, как Спилберг и я по-разному визуализировали один и тот же рассказ.

Что касается самого известного произведения Филипа К. Дика – романа «Бегущий по лезвию»[21], то это был как раз тот случай, когда я сначала посмотрел фильм, а уже после прочитал книгу. Помню, что после прочтения испытал недоумение: два произведения почти не имели ничего общего. Режиссер Ридли Скотт утверждал, что даже не читал оригинал. Выходит, его версия не столько «созидательная» адаптация, сколько «разрушительная»? Фильм, безусловно, выдающийся. Однако я не испытываю чувство восторга по отношению к нему – уж слишком дорога мне книга.

Мир Филипа К. Дика с его пугающими образами кризиса человеческой идентичности достаточно сложно перенести на экран.