Читать книгу - "Мир в XVIII веке - Сергей Яковлевич Карп"

рубеже I–II тысячелетий, т. е. за многие сотни лет до начала «промышленных рывков» в странах Запада. Затем, с XII в. началась стагнация или даже некоторое снижение (в отдельные периоды) подушевого ВВП стран Востока (при абсолютном росте объемов ВВП). Причины стагнации восточных экономик требуют дальнейшего изучения, однако уже сейчас ясно, что замедление темпов их развития не было инициировано западноевропейской экспансией и колонизацией, ибо началось раньше.

XVIII в. завершил длительный период накопления институциональных, культурных и иных предпосылок, позволивших изначально более бедным, слабым, но гетерогенным, конкурирующим друг с другом, более активным обществам Запада сформировать модель интенсивного экономического роста и еще до начала промышленного переворота обогнать страны Востока по социально-экономической результативности. Анализ самых общих макроэкономических показателей свидетельствует, что в XI–XVIII вв. примерно 1/6-1/7 прироста ВВП стран Запада была связана с увеличением совокупной производительности, т. е. разницы в темпах между динамикой выпуска и приростом совокупных затрат. За этот же период общий индекс человеческого развития увеличился примерно в 4 раза, тогда как в среднем по основным регионам Востока (Китай, Индия, Ближний Восток) он в лучшем случае не изменился. Отставая по общему уровню развития от ведущих азиатских государств на рубеже I–II тысячелетий в 2,4–2,6 раза, западноевропейские страны к концу XVIII в. превзошли их по этому индикатору уже почти вдвое, в том числе по уровню грамотности взрослого населения в 3,0–3,5 раза.

«Европейское чудо» оказалось возможным в силу ряда обстоятельств, многие из которых еще нуждаются в уточнении. Отчасти благодаря географическим факторам западноевропейцы, как известно, сумели в целом избежать социально-политических катаклизмов, связанных с нашествиями с Юга и Востока. В то же время многократные попытки объединения Европы изнутри силовыми способами в конечном счете терпели неудачу. Так или иначе, в том числе благодаря географической фрагментации, в Западной Европе постепенно сложилась своеобразная (быть может, уникальная) система более или менее равновесных конкурентно-контрактных отношений, препятствовавшая образованию губительной для прогресса монополии власти. Сформировались относительно независимые, децентрализованные источники силы и влияния: церковь, города, феодалы, гильдии, университеты…

В обстановке острой внутренней и внешней конкурентной борьбы за сравнительно ограниченные (по сравнению с Востоком) ресурсы государство в западноевропейских странах оказалось вынуждено в большей степени, чем на Востоке, учитывать интересы подданных (в том числе низов), предоставлять им больше экономических, социальных и правовых услуг. В силу этого обществам ряда стран Запада в позднее Средневековье и Новое время удалось аккумулировать немалую социальную энергию, необходимую для трансформации их отсталых экономических систем, активизации механизмов общественного саморазвития.

Несмотря на бедность преобладающей массы населения, частые (хотя и не такие разрушительные, как на Востоке) войны, стихийные бедствия (хотя опять-таки менее масштабные, чем на Востоке), западноевропейские общества к XVIII в. в целом обеспечили известный рост массы и нормы производительных накоплений. Этому способствовали социально-институциональные особенности европейского сообщества, отмеченные выше, а также развертывание протоиндустриализации, сопровождавшейся освоением ряда собственных инноваций и применением технических и технологических изобретений Востока, рост городов, региональной и мировой торговли, секуляризация церковной собственности, успешное наступление на общинные земли и практики. Немалую роль сыграли такие факторы, как повышение степени имущественной и личной безопасности торговца и ремесленника; активизация предпринимательской деятельности вследствие Реформации и распространения протестантской этики; рост и укрепление «третьего сословия»; колониальная экспансия европейских государств.

По оценкам ряда исследователей, норма чистых капиталовложений (без учета изменения запасов) увеличилась с 1–2 % в XI–XIII вв. до 3–5 % в XVI–XVIII вв., а валовых — соответственно с 3–4 до 5–7 %. В Западной Европе в XI–XVIII вв. средняя капиталовооруженность труда возросла примерно в 3 раза (для сравнения: в Китае в XII–XVIII вв. этот показатель едва ли увеличился более чем на две трети, хотя до того, в IX–XI вв., он вырос в 3–4 раза). В странах Западной Европы среднее число отработанных часов на одного занятого в год возросло с 2100–2300 во II–IV вв. до 2400–2600 в ХІІ-ХІІІ вв. и до 2700–2900 часов в конце XVII — середине XVIII в.

Еще на пороге Нового времени жители многих западноевропейских стран стали более жестко придерживаться некоторых рациональных принципов регулирования рождаемости и планирования семьи, практикуя в зависимости от обстоятельств безбрачие (в среднем от одной десятой до одной четверти населения брачного возраста не имели семьи), более поздние браки, а также ограничение числа детей. Эти особенности демографического поведения жителей Западной и прежде всего Северо-Западной Европы (а также Японии) в немалой мере способствовали увеличению сбережений, социальной мобильности населения, повышению его квалификационного и образовательного уровня.

В доиндустриальной Европе произошли и другие важные изменения, подготовившие генезис современного экономического роста. Доля занятых в сельском хозяйстве сократилась с 80–84 % в XI в. до 62–66 % в 1800 г. Показатель грамотности взрослого населения, составлявший в XI в. не более 1–3 %, к концу XVI в. преодолел отметку в 10 % и к началу XIX в. достиг уровня 44–48 %.

Судя по приведенным данным, а также сведениям о структуре совокупного производительного капитала, можно предположить, что если в Средние века происходило замещение природных производительных сил в основном живым трудом и лишь отчасти физическим капиталом, то в XVI–XVIII столетиях картина изменилась: живой труд все более активно заменялся физическим (основным) и человеческим капиталом. Таким образом, в доиндустриальных обществах Запада происходило сравнительно быстрое наращивание материально-вещественных компонентов производительных сил. Но наиболее высокими темпами увеличивались энергоинформационный потенциал, средства коммуникации и качественные характеристики человеческого фактора (прежде всего грамотность, квалификация, а также мобильность и предпринимательская активность), что, вероятно, явилось ключевым моментом в западной модели развития.

В целом за период с XI по XVIII в. совокупный ВВП крупных стран Запада вырос более чем в 15 раз, в то время как в Китае он увеличился в 3,5–4,0 раза, в Индии вдвое, а на Ближнем Востоке он, возможно, сократился на одну четверть или треть. Но и к началу XIX в. суммарный производительный и потребительный потенциал Востока оставался по-прежнему весьма внушительным. По экономической мощи Китай вдвое превосходил крупные страны Запада, которые в совокупности уступали также Индии. Вплоть до середины XVIII в. половина всех напечатанных в мире книг была на китайском языке.

Сравнительный анализ динамики и факторов развития помогает лучше понять специфику нашей собственной страны, которой традиционно приписывают промежуточное положение между Востоком и Западом. На самом деле в конце XVII в. Россия в целом была более отсталой, чем крупные страны Запада и Востока. Уровень урожайности зерновых был у нас примерно вдвое меньше, чем в Западной Европе, и в четыре раза меньше, чем в Китае, Индии, Египте. Уровень урбанизации не превышал 5 %, в то время как в крупных странах Востока и Запада он достигал 10–15 %. В России грамотность взрослого населения не превышала 2–5 %, т. е. была вдвое-втрое меньше, чем в Китае, и