Читать книгу - "Вчера, позавчера… - Владимир Алексеевич Милашевский"

Вот уже и платформа!

 П_е_т_е_р_б_у_р_г!

На платформе стояла моя «тетушка». Иначе я не могу ее называть, несколько по-водевильному, чуть иронично. Она была старше меня едва ли больше, чем на три-четыре года…

Мой дядя, в конце «средних лет», недавно на ней женился!

Ах, как она элегантна! Это, вероятно, самый последний покрой летнего пальто! Не сомневаюсь — самая последняя модель парижской шляпки!

Но и все кругом нее, «встречающие», как вылощены, вычищены, подобраны! Они сейчас двинутся, стремительно, четко. Столичные люди!

Люди Тамбова, Пензы, Самары или какой-нибудь Вятки, которая представляется всегда «женщиной-распустехой», — посторонитесь!

Носильщики в чистейших белых фартуках, с бляхами! Они тоже — столичные! Так ловки их движения, так быстр и наблюдателен их взгляд.

Ах! Вот он какой — памятник Александру III!.. Сколько споров было вокруг него! Я читал о них в газетах, в журналах! Скульптор — Трубецкой!

Знаю и злые стишки:

Мягко, как по какому-то ковру, едем мы по Невскому, по его чуть влажным от ночного дождя торцам!

Кони Аничкова моста! Я помню их еще с детства. Одиннадцатилетним мальчиком я был здесь. Зимой тут был каток! Нарядные пары кружились по льду! Играла музыка… А кони стояли живые и неподвижные.

Марсово поле… Суворова тоже помню. Как же мне, мальчику, не запомнить Суворова, Альпы, Чертов мост!

Я думал тогда, что так был одет Суворов при «переходе», но отец разочаровал меня! Видения сна, еле вспоминаемого…

И вот — Большой проспект Петербургской стороны. Лахтинская улица. Дом, не обращающий на себя внимания. И однако, — парадное крыльцо, лестница вверх, ковер из бобрика темно-бордовый и выбежавший швейцар с пронырливым взглядом!

Все, как и почему, все должен знать! Столица! Небольшая квартирка.

Утром следующего дня я побежал в Академию художеств. Большой проспект Петербургской стороны!

Я иду пешком! Это безвкусно — быстро проехать на трамвае!

Какой он чистенький, лощеный и уютный! Не такой парадный и величественный, как Невский… но все-таки и он — столичный! Таких нет проспектов там, в России. Как его можно полюбить! Да я уже и люблю его, пройдя пешком два квартала!

А какой дом! Весь он в чем-то «норвежском»… Не дом, а «фьорд». Здесь должен жить Ибсен или по крайней мере — Леонид Андреев, сочиняющий «Анатэму»!

Сколько магазинов и магазинчиков, нарядных и сверкающих! А синематографы! Синема — так тогда называли кино!

На каждом шагу небольшие, приспособленные из помещений магазинов, человек на 80—100, не больше…

Сколько разных картин идут с такими заманчивыми названиями: «Последняя страсть», «В тисках любви», «Догорали огни», «Женщина-дьявол».

Больше всё шведские фильмы! Но есть и французские. Макс Линдер, он приезжал «живой» в Россию в прошлом году.

Аста Нильсен с ее холодной красотой! Это — мой идеал! Гордая женщина! Вот она одна, мчится на взмыленных лошадях! Кругом северный пейзаж… А вот она — у камина. Какие дивные молитвенно-целомудренные ноги! У ее ног, конечно, мужчина с разбитым сердцем!

Рядом с экраном, у самой стенки пристроилось пианино, на нем играет женщина с «неудачным прошлым»… Но она еще может показать свой темперамент, — выдавить из старого ящика «море звуков», бешеных и страстных, если, взглянув краешком глаза на экран, она увидит, что дело идет к поцелую!

«Великий Немой». Мы все привыкли к этой «немоте». И дамочки «с прошлым» помогали превозмочь некоторую его молчаливую унылость!

Увы! Как скоро мы позабыли этого «Немого». Даже не обернулись назад с благодарностью!

Рядом с дверью в «Синема», впритык — винный магазинчик! Какие названия вин!.. Весь мир даровал им свои имена… бенедиктин, шартрез, ямайка с негром, ликер д’Ор с плавающими золотыми пластинками, бордо, малага, Дри-мадер, если вспомнить Николая Васильевича Гоголя!

И это все не подделка… Мадера действительно привезена с острова Мадера, о котором знаешь по учебнику географии для младших классов!

А архитектура бутылок, их пропорции, силуэты! Тулово-пузики в сочетании с горлышками! Рисунки на этикетках! Коньяк «Наполеон», — «с кентавром», — его нарисовал художник Эварист из «Боги жаждут» Анатоля Франса! До сих пор этот кентавр бережно сохраняется на этикетках!