Читать книгу - "Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург"

В тот же вечер, 1 марта, государь имел с ген. Рузским разговор, продолжавшийся несколько часов. О содержании этого разговора, происходившего с глазу на глаз, известно только по изложению самого ген. Рузского, записанному С. Вильчковским[271]. Ген. Рузский «с жаром доказывал» необходимость ответственного министерства. Государь возражал «спокойно, хладнокровно и с чувством глубокого убеждения». «Я ответственен перед Богом и Россией за все, что случилось и случится, – сказал государь, – будут ли ответственны министры перед Думой и Гос. Советом – безразлично. Я никогда не буду в состоянии, видя, что делается министрами не ко благу России, с ними соглашаться, утешаясь мыслью, что это не моих рук дело…» «Государь перебирал с необыкновенной ясностью взгляды всех лиц, которые могли бы управлять Россией в ближайшие времена… и высказывал свое убеждение, что общественные деятели, которые, несомненно, составят первый же кабинет, все люди неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не сумеют справиться со своей задачей». (Следует при этом иметь в виду, что и государь не знал о том, какая анархия фактически царит в столице.)

Ген. Рузский не указывает, какими доводами, после долгого разговора, он добился согласия на «ответственное министерство». Известно одно: еще во время этого разговора от имени государя (в 12 час. 20 мин. ночи с 1 на 2 марта) была послана ген. Иванову телеграмма: «Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать». В то же время ген. Рузский своей властью распорядился не только прекратить отправку войск в подкрепление ген. Иванову, но и вернуть обратно в Двинской район уже отправленные с северного фронта эшелоны. В ту же ночь из Ставки было послано на западный фронт, от имени государя, предписание: уже отправленные части задержать на больших станциях, остальных – не грузить. Что касается войск с юго-западного фронта (гвардии), то Ставка еще днем 1 марта сообщила ген. Брусилову, чтобы отправка не производилась до «особого уведомления».

В результате того же разговора в Ставку было сообщено, что государь соглашается поручить Родзянко составление кабинета «из лиц, пользующихся доверием всей России».

Сам М. В. Родзянко в это время находился под бдительным надзором представителей Совета. Он хотел выехать к государю на ст. Дно: ему отказались предоставить поезд. Движение войск с фронта до крайности тревожило революционеров; они боялись, как бы Родзянко, вырвавшись из их власти, «не перешел на сторону врага»… Председатель Временного комитета хотел переговорить с ген. Рузским по прямому проводу: левые не желали допустить и этого. «Пусть господа рабочие и солдатские депутаты дадут мне охрану или поедут со мной, – говорил Родзянко, – а то меня еще арестуют там на телеграфе».

Наконец, в 3 часа 30 мин. утра 2 марта, Родзянко пустили на телеграф. Ген. Рузский сообщил ему, что результат достигнут: государь поручает председателю Думы составить министерство доверия. Это звучало иронией. Родзянко стал объяснять, что сейчас самое главное – это прекратить отправку войск с фронта – иначе «нельзя сдержать войска, не слушающие своих офицеров». «Ненависть к династии дошла до крайних пределов, – говорил он, – раздаются грозные требования отречения в пользу сына при регентстве Михаила Александровича».

Ген. Рузский, видимо, начал понимать, насколько он заблуждался относительно положения в Петрограде. «Я сегодня сделал все, что подсказывало мне сердце, – сказал он, – чтобы найти выход для обеспечения спокойствия теперь и в будущем… Приближается весна, нам нужно сосредоточить усилия по подготовке к активным действиям». Родзянко стал уверять, что «весь народ» хочет вести войну до победного конца и что при исполнении требований «народа» все пойдет отлично: «наша славная армия не будет ни в чем нуждаться… ж.-д. сообщение не будет затруднено… крестьяне и все жители повезут хлеб, снаряды и другие предметы снаряжения».

«Дай, конечно, Бог, чтобы ваши предположения в отношении армии сбылись, – ответил ген. Рузский, – но имейте в виду, что всякий насильственный переворот не может пройти бесследно; что, если анархия перекинется в армию, и начальники потеряют авторитет власти? Что будет тогда с родиной нашей?» Родзянко ответил, что переворот «может быть добровольный и вполне безболезненный для всех».

Ген. Рузский тотчас сообщил об этом разговоре ген. Алексееву. Тот, со своей стороны, разослал (в 10 час. 15 мин. утра) командующим фронтами циркулярную телеграмму, передавая слова Родзянко о необходимости отречения государя. «Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения», – добавлял от себя ген. Алексеев. «Необходимо спасти действующую армию от развала; продолжать до конца борьбу с внешним врагом; спасти независимость России и судьбу династии»[272]. Начальник штаба государя предлагал командующим фронтами, если они с ним согласны, немедленно телеграфировать об этом государю в Псков.

В 2 часа 30 мин. ген. Алексеев уже препроводил ген. Рузскому ответ командующих фронтами.

В. к. Николай Николаевич писал, что необходимы «сверхмеры» и что он, как верноподданный, коленопреклоненно молит его величество «спасти Россию и Вашего Наследника… Осенив себя крестным знамением, передайте ему – Ваше наследие. Другого выхода нет».

Ген. Брусилов просил доложить государю, что единственный исход – «без чего Россия пропадет» – это отречение. Ген. Эверт указывал, что «на армию в настоящем ее составе при подавлении внутренних беспорядков рассчитывать нельзя»; поэтому он, верноподданный, умоляет принять решение, «единственно, видимо, способное прекратить революцию и спасти Россию от ужасов анархии».

Ген. Алексеев присоединился к этим просьбам и умолял государя «безотлагательно принять решение… из любви к Родине, ради ее целости, независимости, ради достижения победы». Наконец, ген. Сахаров, начав телеграмму с резких слов по адресу Думы («разбойная кучка людей… которая воспользовалась удобной минутой…»), кончал: «рыдая, вынужден сказать», что решение пойти навстречу этим условиям – наиболее безболезненный выход…

О том, что пережил и перечувствовал государь за эти роковые дни 28 февраля – 2 марта, достоверных сведений нет. Известно, что утром 28 февраля он еще отдавал распоряжения о подавлении военного бунта. Затем, в пути, он беседовал только с ген. Воейковым, который в своих мемуарах пишет, что государь был недоволен медленностью продвижения ген. Иванова и что 1 марта он был готов согласиться на «ответственное министерство»(?); ожидая Родзянко на ст. Дно, он будто бы собирался назначить его премьером. Это не совсем совпадает с тем, что ген. Рузский сообщил Родзянко в его ночном разговоре по прямому проводу: «Государь Император сначала предполагал предложить вам составить министерство, ответственное перед Его Величеством, но затем, идя навстречу общему желанию законодательных учреждений и народа», согласился на правительство, «ответственное перед законодательными палатами».

«Вчера весь вечер до глубокой ночи прошел в убеждении поступиться в пользу ответственного министерства. Согласие было дано только к двум часам ночи», – сообщал утром 2