Читать книгу - "Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот"

Джафар не стал противиться, и хозяин усадил его на высокую софу, со всех сторон окруженную фарфоровыми вазами с цветами.

Трое прекраснейших отроков, одетых просто, но изысканно, стояли рядом.

— Дети мои, — обратился к ним лавочник, — это глава нашего рода, тот самый, чье появление было предсказано древними пророками в их книгах, дошедших до нас{76}. Служите же нашему князю со всем вниманием, на которое вы способны, и с почтением, коего он заслуживает.

Мальчики немедля поставили перед визирем столик сандалового дерева и, опустившись на одно колено, поднесли ему лахкам. Один из них разжег курильницу, и вскоре источаемые ею душистые ароматы смешались с благоуханием цветов, наполнявшим комнату.

Джафар любовался тремя суетившимися вокруг него отпрысками своего собственного рода. Закончив, они встали рядом с отцом, как бы ища у него защиты: так три молодых побега тамарены[12], растущие в тени главного ствола, покрываются листьями и цветами и готовят украшения для юных красавиц Востока.

Наследник Бармесидов подумал вдруг о себе, об ушедшем своем счастье и тяжко вздохнул.

«Ах, — с горечью подумал он, — с каким удовольствием познакомился бы я с этим замечательным семейством и приблизил его к себе, когда был в милости и мог оказывать покровительство всему нашему роду».

Он дал по пятьдесят золотых каждому юноше, а затем захотел так же щедро расплатиться за лахкам, которым его угостили.

— Ты ничего нам не должен, мой господин, — сказал лавочник. — Этот дом и его хозяева принадлежат тебе: мы с тобой одной крови, ты — глава нашего рода, наше знамя, наш свет{77}, друг великого халифа Харуна и гость благородного Шебиба, в честь которого столько лампад горит под куполом Куббат ан-Наср[13]{78}. Посмотри на этот знаменитый купол и сочти светильники, горящие с тех пор, как сам великий Харун ар-Рашид подал народу пример. Каждый, кого Шебиб одарил своей милостью и гостеприимством, а среди них были даже цари, почитают за честь выказать благодарность ему таким видимым и долговременным способом. И потому, когда луна восходит, дабы своим мягким блеском утешить лишенную солнечного света землю, но из-за какого-либо затмения или облачка мы всё же остаемся в темноте, Дамаску достаточно лишь обратиться к Куббат ан-Насру: его лампады, зажженные признательностью, заменяют ночные светила и своим сиянием не дают забыть о великодушии достопочтенного Шебиба.

Джафар испытывал истинное наслаждение, слушая, как восхваляют его великодушного и добродетельного друга. В то же время он понимал, что лавочник, способный на такие похвалы, во всех отношениях стоит выше своего ремесла. Знание и добродетель вовсе не зависят от положения, однако Джафар всё же поинтересовался, каким образом хозяин заведения, в котором он находился, смог достоверно узнать о его пребывании в Дамаске и даже о том, в котором часу визирь зайдет к нему, дабы отдохнуть от зноя.

— Из четвертой книги «Джафера», — таков был ответ лавочника, который в подтверждение своих слов показал Бармесиду записи, сделанные на основе вычислений.

Джафар закончил прогулку по городу и вернулся в дом радушного хозяина с довольным видом. Шебиб счел это добрым предзнаменованием. Он помог гостю переодеться, подал кофе, наливки и всё, что помогало в ожидании ужина побороть дневное утомление.

Довершил приятные знаки внимания изысканный и обильный ужин; благовония и музыка приумножали удовольствие от еды. Поев с большей охотой, чем обычно, Джафар ласково поцеловал своего хозяина и отправился спать с твердым намерением продолжить прогулки по Дамаску, дабы отыскать пути, по которым он должен пройти, следуя велениям неба.

Визирь провел восхитительную ночь и, едва рассвело, снова надел одежду, в которой привык искать приключений, и, попрощавшись до вечера с хозяином, вышел на улицу.

Случай привел его на берег реки Абаны{79}. Бедный рыбак раз за разом закидывал невод, и всё понапрасну: после трех-четырех попыток, свидетелем которых стал Джафар, бедняк, расправляя сеть, заговорил так громко, что визирь расслышал каждое слово:

— Что с нами будет? У меня жена, три сына, четыре дочери, а хлеба нет, и вот уже два дня, как судьба отгоняет рыбу прочь от моего невода. О Аллах, взываю к Тебе во имя Великого Пророка Твоего! Но нет, Ты далеко, зато я вижу отсюда Куббат ан-Наср, сияющий благородством Шебиба, верного Твоего слуги. Так осмелюсь же еще раз забросить сеть во имя того, кто славен добротой своей по всей земле и кто заслужил Твое благоволение.

С этими словами рыбак расправил сеть, возвел очи к небу и воскликнул:

— Я закидываю невод во имя дюжины самых ярких лампад, что горят в честь Шебиба под куполом Куббат ан-Насра, во имя Шебиба и дюжины звезд — спутниц нашего Великого Пророка, остановившихся над домом слуги Божьего в Дамаске, дабы почтить своим блеском его добродетель и благородство{80}. О Аллах! Да придет на помощь бедняку сила имени того, кто избран Тобою{81}, дабы стать одним из отражений Твоих на земле!{82}

Закончив обращение к небесам, рыбак повторил еще громче: «Именем Шебиба!» — и забросил сеть в воду.

По дружеским чувствам, кои питал Джафар к Шебибу, можно представить, с каким вниманием и надеждой следил он за рыбаком и его неводом. И удача не заставила себя ждать.

Сеть стала такой тяжелой, что рыбак подумал было, что она зацепилась за затонувшую корягу, но затем увидел бьющуюся в ней рыбу и испугался, что невод не выдержит и порвется.

И тогда, не желая потерять драгоценную добычу, рыбак веревкой привязал невод к дереву, торчавшему из воды, разделся и вошел в реку.

Улов, который он вытащил на берег, привел Джафара в изумление обилием своим и разнообразием.

Переодетый визирь не отказал себе в удовольствии поздравить рыбака и помочь ему опорожнить тяжелейшую сеть. Он восхитился чудом, которое свершилось во имя Шебиба, и спросил у бедняка, кто этот человек, чье имя внушает такие надежды.

— Как можно жить на земле, — поразился рыбак, — и не знать благородного Шебиба? Ведь перелетные птицы, которых он кормил собственными руками, разнесли славу о его благодеяниях по всем городам и весям… Он — сын Шебиба и внук того Шебиба, который помог великому Умару завоевать Дамаск{83}, а потом три дня кормил халифа