Читать книгу - "Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян"

стихов почти вдвое превзошло результат 1940-х годов. Это связано как с круглой юбилейной датой — 50-летнем расстрела в 1991 году, так и с распадом СССР, раскрепостившим творческий дух, снявшим табу с темы Холокоста и вырвавшим цензурный поводок у государства. Зато, кажется, сошел с дистанции идиш: после 1990 года переводы уже не встречаются — и, кажется, не потому что оригиналы не переводились, а потому что не писались.

С первым томом в руках выступали его составители и некоторые авторы-поэты, в частности Семен Заславский и Алексей Зарахович. Бесспорной кульминацией вечера стало исполнение украинской певицей Еленой Гончарук «Колыбельной для Бабьего Яра» Ривки Боярской[1311].

Сама презентация была смазана (чтобы не сказать — омрачена и испорчена) рефлекторным решением Хржановского придержать второй том как источник возможного раздражения «украинской улицы» и презентовать только первый. Второй же том был де-факто «реабилитирован» лишь в ноябре 2021 года, но ни единого упоминания об антологии на сайте МЦХ так и не появилось.

С такой самоцензурой, перестраховкой и почтением к родовым комплексам «младонационализма», с таким неуважением к работе над книгой — никакой условный Зисельс не нужен! Это была самая настоящая цензура, ничем не отличающаяся от невыдачи российским Минкультом периода Мединского прокатных удостоверений фильму Хржановского «Четыре» или четырем (sic!) его фильмам из семейства «Дау».

Нехорошего символизма и иронии добавляли еще арест и заточение в совершенно пустом складе МЦХ всего тиража второго тома. Книги повынимали из родных коробочек и положили на полку: чем не реметафоризация известного советским киношникам выражения: «положить на полку»? Ни один экземпляр тысячного тиража так и не был никому продан. Лишь несколько десятков авторских и издательских экземпляров разлетелись по узкому кругу неслучайных коллег.

3 октября около тысячи человек прошли «Маршем памяти жертв Бабьего Яра» по скорбному еврейскому маршруту 1941 года — традиция, заново выросшая из пятилетней давности инициативы Евгения Городецкого, украинско-немецкого поэта и бизнесмена, и Дмитрия Юринова. С 7 по 17 октября в киевской еврейской библиотеке им. Ошера Шварцмана проходила выставка «Потерянная жизнь. Память», посвященная 30-летней истории легендарного памятника «Менора»[1312].

Центральными же для всей программы стали события 5 и 6 октября.

5 октября состоялась научная конференция МЦХ «Массовые расстрелы Холокоста как уголовные преступления» в Государственной медицинской библиотеке с участием Патрика Дебуа, Мартина Дина, Александра Круглова, Андрея Уманского, Александра Радченко и др.[1313], а также презентация украинского перевода книги Бориса Забарко «Мы хотели жить...» (назавтра там же презентовались и «Благоволительницы» Литтелла по-украински)[1314].

В тот же день был официально запущен аудиопроект «29/09» — интерактивное спектакль-приложение «Бабий Яр», с помощью которого можно услышать и увидеть события прошлого, передвигаясь по территории памяти Бабьего Яра». Автор спектакля — Михаил Зыгарь[1315], известный российский журналист и основатель «Мобильного театра-студии “История будущего”», сказал: «Наш спектакль не только о событиях в Киеве, но в целом об одном дне — 29 сентября 1941 г. Во время спектакля, когда вы пройдете по улице Ильенко и зайдете в парк — путь, которым шли евреи 29 сентября, — вы услышите не только их голоса, но параллельно и голоса людей, ничего не знающих о произошедшем; голоса жителей Киева, которые просто сидят у себя дома и не подозревают, что происходит в этот момент. До них доносятся какие-то противоречивые слухи, но в целом город ничего не знает; люди не сразу начинают подозревать, что происходит что-то страшное»[1316].

6 октября утром состоялась встреча гостей юбилея и журналистов с теми членами Наблюдательного совета Центра, которые приехали в Киев или живут в нем. Каждый из них говорил о себе — о том, что лично его связывает с проблематикой Бабьего Яра или, шире, Холокоста (у певца Святослава Вакарчука, например, отец в годы войны спас двух евреек). И все они дружно, в один голос, говорили о том, насколько они за историческую правду и за объективацию нарратива, за то, чтобы в Киеве возник не рядовой, не проходной музей Холокоста, каких уже много в мире, а самый лучший, самый уникальный, самый современный — такой, что привлечет и новое молодое поколение. И еще о том, какие надежды они возлагают на креативность арт-директора Хржановского и компетентность его команды. Журналисты, разумеется, докапывались про деньги и про «Русский мир», но почти не интересовались гештальтом будущего мемориала.

Вечерние программы обоих супердней проходили в огромном пластиковом шатре-коконе, выстроенном вокруг «Меноры». 5 октября здесь состоялись две украинские премьеры — опуса «In Memoriam» (2020) всемирно известного киевского композитора Валентина Сильвестрова (в исполнении Киевского камерного хора под руководством Миколы Гобдыха) и документального фильма Сергея Владимировича Лозницы (р. 1964) «Бабий Яр. Контекст», выпущенного в предвоенном 2021 году голландской компанией «Atoms & Void» при поддержке МЦХ и премированного в том же году в Каннах.

Перед показом выступили министр культуры и информационной политики Украины Александр Ткаченко, зачем-то назвавший расстрелянных нацистами в Бабьем Яру «жертвами тоталитарных режимов» (sic!)[1317], и сам Лозница, сказавший (по-русски), что надеется на дискуссию, которую породит фильм.

Дискуссию он, действительно, получил, правда, еще и с травлей в придачу[1318].

Бабий Яр как контекст

Остановимся на самом фильме.

«Контекст» тут, собственно, жанровая идентификация, перенос акцента с демонстрации контента на его композицию. Лозница мыслит себя не человеком-глазом с киноаппаратом а-ля Дзига Вертов, а композитором за современным монтажным столом.

Лозница стремится восстановить и передать зрителю всю суть и весь ужас трагедии 29-30 сентября 1941 года косвенно — через пустоты и лакуны, выстраивая и разворачивая строгую временную последовательность аналогичных событий, как тех, что предшествовали «акции», так и тех, что следовали за ней! Поскольку и при таком подходе чистых кинодокументов на всю эту цепь не хватало, три центральных звена даны в фильме иначе — статично и замедленно, с помощью серий фотокадров, рассказывающих о том, что бывает перед расстрелом («фотосессия» в Лубнах, где сам расстрел был в октябре), и о том, что было реально после в самом Бабьем Яру (знаменитая «ландшафтная» фотосессия военкора Хёле с самим оврагом смерти и вещами убитых).

Сразу за ними еще один некиношный блок — намеренно, ради абсолютной ясности растянутая титр-цитата из очерка Василия Гроссмана «Украина без евреев» (1943). Привожу ее здесь в такой же графике, в какой она медленно проплывала в титрах:

Нет евреев на Украине.

Всюду — в Полтаве, Харькове,

Кременчуге, Борисполе, Яготине —

во всех городах и в сотнях местечек,

в тысячах сел ты не встретишь черных

заплаканных