Читать книгу - "Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани"

палубу нашей лодки опускается небольшая платформа с отдельными упаковками печенья, емкостями с водой и пачками сигарет. Пока она опускается, мужчины на борту протягивают к ней руки. Все взаимодействие с этим британским кораблем наполнено ощущением необычайной доброты. Мы совсем забыли о насилии, оскорблениях, ругани и слезах – горьком опыте нашего предыдущего общения с властями.

Мужчины заметно воодушевились, увидев эти дары, и тут же сцепились за лакомую долю этого небольшого груза. Женатые мужчины, чьи жены остались на нижнем этаже, стараются больше остальных. Они устраивают жестокие схватки за несколько лишних пачек печенья. Кажется, они демонстрируют некую форму буйной маскулинности[61], движимые непреодолимым чувством долга, ответственностью за то, чтобы наполнить желудки, накормить свои семьи любой ценой. Все они словно дикие волки, голодные волки, пожирающие и разрывающие внутренности добычи, то и дело огрызаясь друг на друга.

После этой потасовки парни немедленно закуривают… воздух наполняется мутным дымом, грязным, как из трубы паровоза. Верхняя палуба лодки моментально утопает в дыму.

Они вдыхают этот дым с такой жадностью, словно он проходит не только через легкие, но и через пустые желудки и внутренности – выдыхаемый дым пропитан вкусом голода. Запахом нескольких дней истощения.

В дележке этого небольшого груза не было ни справедливости, ни равноправного решения, ни морально честного итога. Это был типичный пример «справедливости» по закону джунглей – сильнейший получил большую долю. Я вижу толстого лысого мужчину с кривой ногой, набивающего оба кармана. Я наблюдаю, как он собирался проглотить печенье, но поскользнулся в луже на палубе. Он едва не рухнул лицом вниз, но умело восстановил равновесие, даже не выронив печенье. Даже он с больной ногой смог запихнуть больше печенья в карманы, чем кто-то вроде меня. Выпрямившись, он прячет пачку печенья под грязную рубашку и, покраснев от усилий, спускается вниз.

Пока усталые и рассерженные мужчины по-детски выражают досаду, по лестнице поднимается Наша Гольшифте[62]. Она кричит на них и выхватывает у них из рук сигареты и печенье, чтобы раздать женщинам и детям внизу. Гвалт на палубе ненадолго стихает, будто перед страхом грома и молнии. У Нашей Гольшифте крупное тело и лицо, а ее темные глаза полны ярости. Она иранка и мать, она инициативная и властная женщина. Мы затеряны где-то в океане, но она все равно держится с отвагой и достоинством.

Пока многие посреди царящего хаоса готовы были переступить через поверженных собратьев ради фиников или фисташек, она заботится о напуганных и слабых. В первые два дня нашего пребывания в море мы поняли, что на лодке только один бак с водой, и она распределила ее по порциям, чтобы никто не умер от голода или жажды. Она горда и уверена в себе, как львица. Она осмелилась даже покинуть нижний этаж, ставший убежищем для более робких женщин, чтобы противостоять мужчинам и дать им отпор. Ее сила духа такова, что никто не оспаривает ее слова. Никто ей не перечит. Между ней и прочими пассажирами существует особый вид уважения: все знают, что Наша Гольшифте не из тех, кто возьмет провизию только для своих двоих детей или своего тощего мужа. Как только она уходит, наступает затишье, и мы все находим местечко, чтобы усесться и проглотить эти сухие печенья.

Я вижу, что лицо Друга Голубоглазого стало ярко-красным от солнечных ожогов. Он сидит на краю лодки, пристально глядя на горизонт. Его подруга Азаде внизу, с остальными женщинами. Я знаю, что эти двое поддерживали и подбадривали друг друга более четырех месяцев. В Индонезии они столкнулись с множеством трудностей. Мы уже не впервые втроем пытаемся добраться до суши после того, как чуть не утонули в море. Мы были в одной группе во время моей первой неудачной попытки добраться до Австралии. Но они убедили друг друга продолжить это трудное путешествие. Теперь у них эмоциональный подъем: один последний шаг, и мы, возможно, достигнем нашей цели.

Беззубый Дурак проходит мимо штурвала, победно ухмыляясь. Он выглядит довольным, как ребенок, получивший угощение. Я помню подвал того отеля в Кендари, где Беззубый Дурак рассказал свою горькую историю. В юности его бросили в тюрьму. Он рассказал мне, что в последний раз видел свою мать в тюрьме. Она сказала ему тогда: «Я думаю, мы видимся последний раз, сын мой», и неделю спустя ему сообщили, что она умерла. Его отец умер всего две недели спустя. Когда он говорил о них, на его глаза наворачивались слезы. Те события наложили на него болезненный отпечаток: на вид он старше своих лет.

Но теперь он сияет, словно зная, что стоит на пороге огромного счастья и вот-вот увидит, как его мечта становится реальностью. В морщинах на его лице выгравировано, что удача наконец улыбается ему и он пережил тот страшный период, когда его преследовала смерть. Такова природа смерти; даже краткое соприкосновение со смертностью придает жизни удивительное ощущение смысла.

Кажется, что вокруг меня сидят люди, чьи мысли полны прекрасных образов из их мечтаний, – пускай их и преследуют спутанные и тревожные воспоминания. Голод препятствовал оптимизму. Но сейчас все веселы. Даже те, кто ест или курит в полной тишине, излучают радость. Наша изнурительная одиссея подошла к концу, и, поскольку британский капитан уведомил австралийскую сторону, все ожидают прибытия корабля Австралийского флота.

Голод – чрезвычайно мощная сила. Она пронизывает все. Одна-единственная фисташка или финик могут определить, выживешь ты или умрешь. Я осознал это, день за днем изнывая от голода посреди моря. Много раз я видел, как другие тайком вытаскивали финик из нижнего белья и проглатывали его в мгновение ока, пока никто не понял и не заметил, что у них изо рта пахнет едой. Все пристально изучают друг друга; их глаза выискивают жующую челюсть или движения горла.

Но теперь все эти подозрения рассеялись, уступив место радости и доброте. Мы преисполнились блаженства бытия. Я чувствую, что все мои кошмары остались позади – и все благодаря тому грузовому кораблю. Я уверен, что на этот раз избежал смерти, и вижу жизнь вокруг себя во всей ее полноте.

В этом приподнятом душевном состоянии я закуриваю одну из сигарет, всего несколько минут назад бывших источником раздора. Когда я вдыхаю сигаретный дым, его запах смешивается со вкусом пережеванного печенья.

И все же обрывки кошмара, пережитого мной в Индонезии и этом океане, до сих пор мелькают у меня перед глазами.

Бездомный скиталец /

Голодный, усталый /

Он бился с волнами /

И почти утонул.

Я