Читать книгу - "Шум. История человечества. Необыкновенное акустическое путешествие сквозь время и пространство - Кай-Ове Кесслер"

особенно в городах. Их звон упорядочивал, регулировал жизнь людей и даже обеспечивал их безопасность, как никакой другой звук. Звуковой ландшафт был дифференцирован, горожане легко узнавали голос определенного колокола и понимали его значение. Например, чтобы сообщить нечто важное, власти приказывали бить в большой колокол. Гораздо чаще, чем в наше время, звонили колокола деревенских церквей. Эти громкие звуки не просто принимались как должное – они были частью благословленного Богом порядка. Этот порядок, а вместе с ним и колокольный звон начали критиковать только после усиления городов и светской власти, оживления торговли и расцвета городской культуры.

На основе простого удара в колокол Средневековье сформировало сложную систему коммуникации и оповещения. Особенно развитой она была в больших городах. Колокол совета, часовой колокол, пожарный, набатный, погребальный – все они звучали поодиночке, вместе или вразнобой. Свои колокола были у ремесленных цехов, определенный звон призывал к сбору городского совета. Особыми звуковыми сигналами сопровождалось вынесение судебного приговора, оглашение постановлений совета, погребения. Колокол звонил вечером, когда закрывались городские ворота, и утром, когда приходило время их открывать. Монастыри, школы, больницы и ратуши использовали ранжированную систему звуковых оповещений, которая нам показалась бы очень непривычной. Колокольная какофония достигла, наконец, таких масштабов, что города стали регламентировать, кто может подавать сигналы, а также когда, как долго и в каком порядке ему следует это делать. Доступ на колокольню был открыт лишь немногим.

https://youtu.be/IwNbvDd2SyM?si=ownkBBLKyQ8ymNwP

5. Средневековая церковь

1497 г. Звон большого колокола «Глориоза», Эрфуртский собор

Сейчас орган – это преимущественно церковный инструмент, но так было далеко не всегда. Устройство водяного органа (гидравлоса) было известно еще в Античности: бронзовые трубочки, из которых извлекали звук с помощью воды и давления воздуха. Однако в раннем Средневековье орган пользовался дурной славой. Считалось, что в 67 г. его привез из Греции в Рим император Нерон, многому научившийся у греков[50]. По крайней мере, некоторые выступления императора на арене сопровождались органной музыкой. Возможно, под эти звуки погибали и первые христиане, но в данном вопросе ясности еще нет. Тем не менее орган ассоциировался с чем-то языческим и светским. Лишь в IX в. церкви Западной Европы в большинстве своем обзавелись органами, не в силах противостоять искушению – их прекрасный глубокий звук внушал верующим представление о всемогуществе Божьем и, таким образом, помогал наставить их на путь истинный. Поначалу орган был показателем статуса, его могли позволить себе лишь богатые диоцезы, но впоследствии, самое позднее в эпоху готики, он стал главным музыкальным инструментом христианской литургии.

Наряду с колоколом и органом крупнейшим источником звуков в Средневековье было само церковное здание. Головокружительно высокие своды, каменные стены, полы и потолки работали как один гигантский резонатор, усиливая даже шепот, довольно отчетливо доносившийся с дальних скамеек. Если в храме пели или играли на органе, звук усиливался многократно и, должно быть, производил на средневекового человека неизгладимое впечатление. Для него это было нечто нереальное, божественное. Мощь звука, отражаемого стенами, и его долгое эхо оглушали и ослепляли человека, заставляя раствориться в единой общности верующих. Собор, колокол и орган составляли как бы один сакральный аккорд. В своем триединстве он был акустическим отражением богословской мысли.

Звуковой образ, создававшийся в стенах соборов, мог и устрашать, как в древности – гром или другие звуки природы. Он доминировал, и превосходство его было несомненным, неоспоримым. Это впечатление, сформированное благодаря прекрасной акустике церковных зданий, должно было вполне устраивать клириков, поскольку тем самым подтверждалось их главенствующее положение в обществе. Церковь создавала невероятную по силе воздействия звуковую декорацию, которая и сейчас заставляет почувствовать ее могущество. Эхо, отражавшееся от высоких куполов и каменных стен, дополнительно усиливало эффект. Оно также придавало звуку оттенок запредельности, отрешенности, устанавливая дистанцию между пастырями и паствой. Эхо часто затрудняло понимание проповеди, еще больше разделяя клир и мирян и недвусмысленно давая понять, кто здесь главный.

Проповедь христианства, звучавшая в церквях и соборах, была одним из немногочисленных средневековых средств коммуникации. В мире, где почти не было школ и книг, а газет, радио, телевидения и интернета не было совсем, проповедь была практически единственным путем передачи знаний. Церковь использовала свою монополию весьма продуманно, с целью укрепления своей власти. Хотя до II Ватиканского собора (1962–1965) латынь оставалась официальным языком Церкви, есть свидетельства того, что уже в Средние века в некоторых областях Европы произносили проповеди на национальных языках[51]. Верующие должны были не просто слышать Слово Божье, но и понимать его, а также беспрекословно ему повиноваться.

Голос проповедника был частью повседневной жизни города и деревни. За год в городских церквях могло состояться до 250 проповедей; одной из главных тем была близость Страшного суда. В источниках упоминается проповедник Айхштеттского собора Ульрих Пфеффель, чья пасхальная проповедь, посвященная Страстям Христовым, превратилась в настоящее испытание выносливости. В 1471 г. он начал мессу Великого четверга за два часа до рассвета и проповедовал без перерыва четыре с половиной часа. После полудня он говорил еще три часа, но так и не добрался до момента, когда Христос попадает к Пилату. Он простудился, и мучительный кашель с насморком вынудили его остановиться[52].

Проповедники не оставались запертыми в стенах своих церквей – они выходили, чтобы повсюду нести людям Слово Божье. Средневековые хронисты сообщают о множестве странствующих проповедников, которые путешествовали по дорогам средневековой Европы, возвещая христианские истины. По свидетельствам источников, на пламенные проповеди Джироламо Савонаролы, Бертольда Регенсбургского, Бернардина Сиенского собирались тысячи слушателей, причем некоторые из них чудесным образом исцелялись от болезней. То же самое рассказывают про Иоанна Капистранского (1386–1456), который в свое время был настоящей звездой среди странствующих проповедников. Этот францисканец, бывший инквизитор, знаменитый, среди прочего, своей ненавистью к евреям, был популярен во всей Европе. Куда бы он ни приходил, люди стекались к нему тысячами, как было, например, в Нюрнберге с 17 июля по 13 августа 1452 г. Иоанн проповедовал в имперском городе каждый день, собирая огромные толпы со всей округи и заодно совершая чудеса исцеления[53]. Он говорил только по-итальянски и на латыни, но это не было проблемой. К восторгу толпы, его слова синхронно переводили на немецкий.

В условиях всеобщей неграмотности устные механизмы передачи информации приобретали огромную важность. В Средние века не только проповедовали, но и рассказывали, пели, молились; учились и заучивали тексты также на слух. Декламировали повсеместно – не только в церквях и монастырях, но и в городах, с той единственной разницей, что одни диктовали, а другие повторяли вслух, что и как