Читать книгу - "Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян"

...Концепция Хржановского бьет в одну болевую точку — ужас.

Мемориальный музей всегда обращен в равной степени и в прошлое, и в будущее. Мемориалы создаются и во имя памяти о погибших, и с надеждой на гуманность будущих поколений. Рассказать об ужасах войны — неотъемлемая задача подобных музеев. Но понимание, сострадание и почтение к погибшим — не менее важные и необходимые элементы. Мемориальный музей не должен быть местом усугубленного ужаса.

...Если музей посвящен Холокосту, голоду или геноциду — главные эмоции, на которые должен быть сделан упор — это человеческое сочувствие и желание понять боль и трагедию этих жертв. Испуг или потрясение ужасами — это из другого ряда. Истории можно ужаснуться, но делать это специально и преднамеренно, с моей точки зрения, неправильно и опасно.

...Я говорю почувствовать, но вряд ли это можно понять, поскольку «живым не понять мертвых», как писал уже упомянутый мною Эли Визель в своей рецензии на минисериал «Холокост» 1978 года. Эти чувства нельзя передать никакими интерактивными методами, аллюзиями и аудиовизуальными эффектами. Тут я абсолютно согласен с мнением Визеля, написавшим, что «Освенцим нельзя объяснить и визуализировать. Холокост — это кульминация и аберрация истории. Все в нем (Холокосте) внушает страх и приводит к отчаянию; мертвые обладают секретом, который мы, живые, не достойны и не способны от них заполучить». ...Музей и выставка, даже самый эффективный, не в силах изменить, а уже тем более искоренить природу зла, жестокости и ненависти в мире. Максимум, на что мы можем рассчитывать в данном случае — это «профилактика», которая дает небольшую, но тем не менее хоть какую-то надежду на предупреждение зла[1272].

У Хржановского же, напомню, на уме и сердце совсем другое — и впрямь небывалое — спорное, но небывалое — в музейном деле. А именно: заполучить мандат на посетителя, принудить его к разбирательству с самим собой, т.е. к иммерсивному прочувствованию катастрофы, пропусканию ее через себя.

Впрочем, повторюсь, музеелогически лечится это просто. Двумя не мешающими друг другу рукавами в посетительском потоке: один, небольшой, для тех, кому такое принуждение мило и надобно, второй — для тех, кому оно не нужно. Но именно их — а это заведомо подавляющее большинство — Хржановский и не хотел бы иметь в виду.

2019-2021. МЦХ 2.0. Эпоха Хржановского

Сам Хржановский и его команда работали между тем не покладая рук. Деятельность МЦХ в области архитектуры малых форм с его приходом действительно приобрела контуры и заметно активизировалась.

При этом начал Хржановский с болезненной неудачи, с щелчка по носу. Одной из первых собственных инициатив «МЦХ 2.0» стала инициация в начале февраля 2020 года и лоббирование переименования станции «Дорогожичи» Сырецко-Печерской линии Киевского метрополитена в станцию «Бабий Яр» с оплатой всех возникающих при этом расходов из бюджета МЦХ. Это, по мнению МЦХ, позволило бы актуализировать память, поспособствовать переосмыслению киевлянами этой местности и ее превращению из места забвения в место памяти[1273].

Идея, однако, уткнулась в индифферентность историков и урбанистов, в специфическую настороженность «еврейской улицы» и в яростное неприятие — со стороны «улицы украинской», рупором которой традиционно выступил УИНП[1274]. В этом усматривали провокационное испытание границ общественного терпения, при котором на каждого возражающего ложится тень подозрения в антисемитизме. Сама эта реакция невольно подтвердила: все стороны, воюющие с евреями в Бабьем Яру за место и за ранжир, на самом деле прекрасно понимают, чей это овраг. Но в итоге мэрия не поддержала инициативу.

Хржановский сосредоточился на структуризации интеллектуальной инфраструктуры МЦХ как горизонтального семейства автономных институтов и проектов, на залечивании ран от ухода части сотрудников и на выстраивании и упрочении отношений МЦХ с городом, страной и миром.

Есть тут еще одна проблема: а что важней в мемориализации — идеологе-ма или маркетинг?

Так, переименование станции метро «Дорогожичи» в «Бабий Яр», по Бариновой, было бы маркетинговым, а не коммеморативным ходом:

Честно говоря, я не представляю, что буду ехать на станцию метро «Бабий Яр». У меня от этого мурашки. У сотен людей другое мнение, мол, что это актуализирует место и память. Но нельзя путать маркетинг и мемориализацию. Мемориализация — это глубокое бурение. Это работа с общественным мнением, работа с потомками тех, кого убили, работа с другими профильными музеями. Это каторжный труд.

И все же актуализация места памяти ни разу не маркетинг!

Зато Баринова — сама, безо всякого смущения и заминки, даже с пониманием — шла на то, что не без лукавства называла «социальным договором». Между тем учет «позиции украинского современного общества» — не что иное, как признание приоритета украиноцентричной историографии, что бы это де-факто ни значило.

Тем, кто еще не уловил, предъявим образчик имплементации «учета» такого приоритета:

Мы в какой-то момент точно поняли, что в названии нужно менять «Бабий» на «Бабин». Это пример того, как мы в свое время недооценили роль гражданского общества, но отследили реакцию и отреагировали. Изначально использование названия «Бабий Яр» было неким актом уважения к выжившим — в своих воспоминаниях и интервью они использовали именно это название. Но для современной Украины было значимо изменение названия[1275].

Сказано на этот раз честно: отказ от «уважения к выжившим» (а в еще большей степени — от «уважения к убитым») — в пользу «украинских патриотов», акт уважения и книксен почтения к ОУН. И это уже самый настоящий конформистский маркетинг — только не экономический, а превентивнополитический, продиктованный опытом поражений «Джойнта 1.0» и «Джойнта 2.0».

Ну кому бы пришло даже в 1941 году украинизировать заурядный городской топоним? Бабий Яр он и при немцах «Бабий Яр». К 2019 году ситуация изменилась: теперь это «БабиН Яр»! «Дорогожичи» переименовать в «Бабий Яр» нельзя, а «Бабий Яр» в «Бабин Яр» — можно! И даже нужно!

Наметилось вытеснение русской транскрипции украинской даже в английском языке — Babyn Yar! А иногда — в пароксизме патриотизма — и в русском: «Бабин Яр»! Приехали!

У ОУН, напомним, еще с 1992 года в Бабьем Яру была своя отдельная повестка, усиленная поддержкой от «Евреев за Бандеру». Для этого альянса МЦХ — очередной «Джойнт», «Джойнт 3.0» — он же Карфаген, который должен быть остановлен и разрушен! И тогда из шулерского топографического рукава вынимается коронный вопрос о кладбищенских контурах, а стало быть, и полузаочная спецэкспертиза лондонского раввина Шлезингера, чей малоубедительный вердикт, пугая этническими напряжениями, враги МЦХ перебросили даже на бывший православный некрополь!

Между тем «МЦХ 2.0» как институция горой стоял за своего