Читать книгу - "Сквозь толщу лет - Евгения Николаевна Васильева"

Михаил Светлов: «Никакого нам не надо рая! Только надо, чтоб пришел тот век, где бы жил и рос, не умирая, благородных мыслей человек!..»

Леонид Мартынов: «Люди будут жить по полтораста, а быть может, и по двести — триста лет, но не вырастет такая каста, для которой вовсе смерти нет. Полтысячелетия — и баста! А быть может, это тоже бред — ограничивать пятисотлетьем? Ну, посмотрим, по вопросам этим создан будет Всеземной совет».

Александр Яшин — из стихотворения «Человечней хочется быть»: «Мы видим не все со своей горы, чудес неоткрытых еще немало. Боюсь, чтоб кичливость не помешала нам постигать иные миры…» Поначалу не вполне ясно, почему четверостишие попало в «Кристаллы», только прочитав две-три тетради, можно понять связь мысли поэта с общей темой.

И снова двустишия, строфы, сонеты, главы из поэм.

Последние страницы отведены чистой науке.

Выписка из «Введения в субмолекулярную биологию» А. Сент-Дьердьи: «Биология — это наука о невероятном… В живом организме становятся возможными реакции, которые кажутся физику невозможными или во всяком случае, невероятными».

Тут же с пометкой на полях: «Но и физики допускают невероятное» — цитата из трудов жившего в XX веке советского академика П. А. Ребиндера: «Второй закон термодинамики требует смерти всего родившегося. Но он не устанавливает срока жизни. В нем отсутствует понятие времени, а это обычно упускают. Существо может жить практически безгранично, и это не будет нарушением второго закона».

Потом две строки из польского сборника «Кибернетические вопросы процесса жизни». Вот они: «Для организмов характерно стремление прожить возможно дольше». И даже красуется выведенное для данного случая уравнение.

Думаю, наша находка затронет струны вашей души. Кстати, и на сей счет — о душе — в тетрадях кое-что сказано. Но в рукописи не сказано, кто ее автор. Может, вы разгадаете?

Тетрадь вторая

СПЕКТР ТОЧЕК ЗРЕНИЯ

Мнение неоницшеанцев

Конечно, это не больше чем конспект конспекта. Но все же…

Историки нравов северных народностей не раз описывали распространенный в прошлом ужасающий обычай, согласно которому перед зимовкой, особенно суровой в высоких широтах, сын обязан предать смерти одряхлевших родителей.

«Какой прок от слабых, никчемных стариков? Лишний рот — лишний кусок. Смерти не избежать, а после наступления холодов их и зарыть труднее».

В других случаях задача решается более гуманно для молодых: старые люди сами покидают чум или иглу и уходят из стойбища навстречу гибели — волкам и морозной стуже.

Правда, то первобытное общество.

…Однако насильственное выключение стариков из жизни известно не только у северян, а мотивировано шаблонно: заботиться о них некому, самим бы продержаться.

Пережитки жестоких нравов гораздо более живучи и распространеннее, чем может на первый взгляд показаться, а география их не ограничена арктической зоной.

В петитной хронике газет капиталистических стран без конца сообщаются факты беспризорности одиноких стариков, да, строго говоря, даже и не стариков, а скорее пожилых. «Умирать — страшно, но продолжать такую жизнь еще страшнее», — написал в своей предсмертной записке один из таких обреченных, покончивший с собой. «Я безработный, нигде не берут меня на работу. Пособия на жизнь не хватает. Это — сплошное мучение», — таковы прощальные слова, записанные на магнитофонную ленту пятидесятишестилетним Антоном Фоглем из баварского городка Татинг перед тем, как он застрелился. Зима 76/77 года была в Великобритании суровее обычного, и здесь 80 тысяч стариков умерли, окоченев, у них не было средств на оплату отопления.

Списки жертв обездоленной старости бесконечны. Удивительно не это. Удивительно, что в свое время много шуму вызвало просочившееся в печать сообщение об английском госпитале, где возраст больных, пользующихся правом активного лечения, ограничен семьюдесятью годами. Больной старше семидесяти в этом госпитале никак не мог рассчитывать на то, что к нему будут применены средства реанимации.

Знаменитый французский натуралист Жан-Анри Фабр был убежден, что «вправе жить живое существо». Таков один из устоев его мировоззрения. В наши дни однофамилец великого натуралиста, публицист Фабр-Люс провозглашает: «Смерть изменилась… Нечего сохранять фетишизм жизни… Для девяностолетних врач должен стать акушером смерти».

Уже слышны возбужденные голоса современных ницшеанцев и ультрарационалистов: куда девать стариков? Что на них расходовать силы и средства? Немного раньше, немного позже — какая разница? А раз так…

Мнение реалистов

Если б можно было не касаться физиологической сути понятия «жизнь» как сложнейшего, многопланового, организованного (отсюда сам термин организм!) обмена веществ, то и сегодня основными чертами жизни следовало бы признать неповторимость индивидуумов и их смертность.

Лейбниц в «Теодицее» рассказал следующую историю, Однажды, будучи в обществе, философ заговорил о разнообразии живой природы и остроте человеческого ума. Не существует даже двух листков какого-нибудь растения — травы, кустика дерева, — которые были бы по всем признакам одинаковы. Многие слушатели не поверили философу, и, так как беседа текла в саду, усомнившиеся тут же принялись искать вещественные опровержения его слов, и, разумеется, безуспешно.

Разноликость живого открыта не Лейбницем. Во второй книге знаменитого сочинения «О природе вещей» Тит Лукреций говорит о том же.

Несравненно более наглядны и выразительны различия целых организмов. Есть виды, состоящие из миллионов и миллиардов живых существ, но среди них не найти двух полностью тождественных индивидуальностей. Родные братья, родные сестры, близнецы, а различия выявляются.

«Каждый средний индивидуум живого вещества, — писал академик В. И. Вернадский, — химически отличим как в своих химических соединениях, так, очевидно, и в своих химических элементах и имеет свои особые соединения» Еще нагляднее различия физические, психологические, интеллектуальные, темперамента, реактивности и т п. «Живая личность — пространство, охваченное жизнью», — относится наукой к категории бесконечных форм. Границ их многообразию нет.

«Каждый из нас, — пишет американский профессор Л. Томас, — создание уникальное». Дальше с сугубо американским акцентом уточняется: уникальность любого индивида подтверждают «присущие только ему специфические белковые соединения на поверхности клеток, опознаваемые по определенному рисунку кожи на подушечках пальцев и даже, возможно, по