Читать книгу - "Священная тайна Церкви. Введение в историю и проблематику имяславских споров - Митрополит Иларион"

знаю и не слышу о своей книге. Вы извещаете, что сожгли. Вот это дело! Вечным огнем, если не покаются, будут жегомы те, кто дерзнул на сие. Боже наш! Какое ослепление и бесстрашие! Ведь там прославлено имя Бога нашего Иисуса Христа, Имя «Ему же поклоняется всяко колено небесных, земных и преисподних». Там в книге все Евангелие и все Божественное Откровение, учение Отцов Церкви и подробное разъяснение об Иисусовой молитве. Вот так показали свою духовность и близость к Богу монахи XX века <…> Конечно, скажете, Синод приказал, да где же у вас свой-то ум? <…> Ангели поют на небеси превеликое Имя Твое, Иисусе, а монахи, о ужас, сожгли яко вещь нестерпимую. Без содрогания нельзя сего вспомнить[1912].

В марте 1915 года журнал «Ревнитель» опубликовал письмо схимонаха Илариона, адресованное редактору этого журнала Л. 3. Кунцевичу. Письмо полно апокалиптических предчувствий:

Я должен сказать и то, что я сильно обижен действиями в отношении меня духовной власти. Почему же она, когда она разбирала мою книгу и осудила ее, не отнеслась ко мне ни единым словом или вопросом о всех тех местах в моей книге, кои были причиною возникшего недоумения? <…> Мнится нам <…> что эта ужасная «пря» с Богом по преимуществу высших членов России Иерархов есть верное предзнаменование близости времен, в кои имеет прийти последний враг истины, всепагубный антихрист[1913].

В своем письме схимонах Иларион последовательно отвечает на вопросы Кунцевича, отражающие наиболее расхожие представления о заблуждениях имяславцев:

Считаю ли я, что имя Божие есть четвертое Божество? Отвечаю — отнюдь нет. Никогда это богохульное учение не только теперь, но и во всю мою жизнь не находило места в моем внутреннем мире, даже и на одно мгновение <…> Обожаю ли я звуки и буквы имени Божия и что я разумею под Именем Божиим? — Выражаясь «Имя Божие Сам Бог», я разумел не звуки и буквы, а идею Божию, свойства и действа Божий, качества природы Божией <…> Это понятие для молитвенника весьма важно, именно: призывая имя Божие, чтобы он не думал, что призывает кого другого или бьет словами напрасно по воздуху, но именно призывает Его Самого <…> А звуками мы только произносим, называем или призываем имя Божие <…> буквами же начертываем его, т. е. изображаем, пишем; но это есть только внешняя сторона имени Божия, а внутренняя — свойства или действа, которые мы облекли в эту форму произношения или письма. Но и перед этой формой <…> истинные последователи Христа Иисуса всегда благоговели и почитали ее наравне со святым крестом и святыми иконами <…>[1914]

На вопрос о том, спасительно ли имя Божие даже для неверующих или для верующих, но произносящих его без внимания и благоговения, схимонах Иларион отвечает: имя Божие «само по себе всегда свято, славно и спасительно; доя нас же производит действие, смотря по нашему отношению к нему». Имя Божие, произносимое без достаточного внимания и благоговения, если отсутствие внимания является не следствием пренебрежения, а следствием немощи ума человеческого, также может быть спасительным. Когда же человек произносит имя Божие кощунственно, насмешливо, тогда оно становится для него огнем поядающим[1915].

Письмо о. Илариона свидетельствует об одном факте, на который не обращали внимания многие критики имяславия: о. Иларион и о. Антоний (Булатович), чьи имена склоняли вместе, так, как будто это были члены одного кружка, в действительности никогда не были лично знакомы, хотя и относились друг другу с большим почтением.

<…> Спрашиваете, — пишет о. Иларион, — был ли я денщиком у о. Антония Булатовича, как Вы слышали от некоторых, — конечно, в этом нет позора, если бы и был, но лучше о том судите сами: знающие его лично дают ему 40 или от силы 45 лет, а мне 70 лет, и я лично его не знаю, а поэтому и не могу судить, гожусь ли я ему в денщики или нет, но я знаю его по Апологии и сужу о нем как о человеке честном и понимающем дело, и далеко превосходящим меня своими качествами — духовными и нравственными. Да поможет ему Господь и Всепречистая Богоматерь во благих его намерениях <…>[1916]

Наконец, в письме Кунцевичу схимонах Иларион говорит об обстоятельствах, при которых писалась книга «На горах Кавказа», а также о реакции на нее в монашеской среде:

При первом появлении в свете моей книги она произвела необычайно великое впечатление — преимущественно, на внутренних молитвенников, доказательством чего служит то, что <…> без числа последовали ко мне благодарные письма — искренние, сердечные, задушевные <…> Мы так мыслим, что хотя книга наша «На горах Кавказа» запрещена яко еретическая и предается сожжению, но есть другой суд — суд божественный, беспристрастный, праведный, и истинно признаюсь Вам <…> радостная надежда веселит сердце, что там книга моя, как написанная Божиею силою, именно по добрым целям, получит праведный суд[1917].

Приведенное письмо было последним печатным выступлением схимонаха Илариона. В течение 1915 и первой половины 1916 года он проживал попеременно в своей келлии в урочище Темные Буки или в Сентинском Спасо-Преображенском женском монастыре, где пользовался гостеприимством игумений Раисы. Сохранившиеся архивные документы[1918] свидетельствуют о том, что и духовные и светские власти пристально следили за жизнью и деятельностью схимонаха Илариона, к тому времени старого и больного. Время от времени его посещали епархиальные миссионеры, отбиравшие у него книги и выяснявшие у него детали его «лжеучения». Архиепископ Ставропольский Агафодор и его викарий епископ Александровский Михаил регулярно получали донесения о деятельности схимонаха Илариона и нескольких проживавших вместе с ним послушников и послушниц. На игумению Раису и других инокинь Сентинского монастыря со стороны епископа Михаила оказывалось «воздействие и словом убеждения и мерами строгости на тот предмет, чтобы все оне оставили увлечение учением схимонаха Илариона об имени Иисусовом»[1919]. В сентябре 1915 года временный генерал-губернатор Кубанской области и Черноморской губернии воспретил схимонаху Илариону «пребывание в местностях, состоящих на военном положении или входящих в театр военных действий <…> как лицу, вредному для государственного порядка и общественной безопасности»[1920].

Согласно тем же архивным сведениям, схимонах Иларион скончался от водянки 1 марта 1916 года и погребен на Пасху в урочище Темные Буки[1921]. Схимонаху Илариону не довелось увидеть ни революции, ни последовавшего за ней разгрома Церкви в России. На Кавказе остались его немногочисленные ученики,