Читать книгу - "Ливонская война: Забытые победы Ивана Грозного 1558–1561 гг. - Виталий Викторович Пенской"

о том, что прибывшие от дерптского епископа и магистра послы не привезли собой денег и намерены торговаться о времени и месте передачи затребованной суммы, Иван, по словам имперского дипломата И. Гофмана, «разгневался на них и в великой ярости стал рвать на себе одежду и сказал обоим посольствам, не считают ли они его за дурака». Перепуганные послы попробовали было занять денег у московских «гостей», торговавших с Ливонией и не заинтересованных в прекращении торговли из-за войны, – они и так уже понесли убытки из-за введенного Иваном запрета на торговые поездки к «немцам». Однако взбешенный поведением ливонских ландсгерров, водивших его за нос столько времени (отметим, что вряд ли Ивану не было известно об условиях Позвольского мира и решении рижского ландтага), царь запретил кредитовать незадачливых послов и велел Гроттхузену со товарищи немедленно убираться из Москвы.

На прощальном обеде ливонцев усадили за стол и подали им пустые блюда, после чего «безделных» послов и их свиту буквально взашей вытолкали с занимаемого ими двора в Москве. Несолоно хлебавши, послы отправились в дальнюю дорогу. По пути с ливонцами, обгоняя их караван, следовали казавшиеся нескончаемыми колонны русских войск: конные дети боярские и татары, стрельцы и казаки на санях, обоз и артиллерия-наряд. До вторжения русских войск в Ливонию оставались считаные дни.

Нашествие двунадесят язык

К организации похода на непонятливых ливонских «немцев» за «их неправды» в Москве отнеслись серьезно. Посланная рать должна была продемонстрировать магистру и прочим ландсгеррам и мужам Ливонии, да и не им одним, что царь не шутит и что в его силах вообще стереть «землю Ливоньскую», обратив ее в прах и пепел. Летопись передает подробную роспись рати, явно заимствованную из разрядных записей, которые велись в Разрядном приказе.

«Царь и великий князь отпустил ратию на маистра Ливонскаго и на всю землю Ливоньскую за то, что целовали крест государю дань принести по гривне с человека с Юрьевской области и в ыных земьских делех да не исправили по перемирным грамотам на в чом и дани не привези и, на чом целовали, в том в всем солгали».

И за ту их ложь и неисправление воевать «Ливоньскую землю» отправились «в болшем полку царь Шигалей (Шах-Али, незадачливый казанский «царь»), а бояр и воевод князь Михайло Васильевич Глиньской да Данило Романович (царские родственники – брат матери Ивана и царский шурин), да Черкаскые князи Сибок з братиею».

Это Большой полк, а «в передовом полку царевич Тахтамыш (еще одна наизнатнейшая персона – чисто-кровнейший Чингизид из рода астраханских «царей», двоюродный брат Шах-Али и кандидат на крымский стол), а бояр и воевод Иван Васильевич Шереметев Болшой да Олексей Данилович Басманов (два героя битвы при Судьбищах), да Черкаские князи князь Иван Маашик з братьею; да в передовом же полку Данило Адашев (брат всесильного в то время временщика Алексея Адашева), а с ним Казаньские люди ис Казани и из Свияги и из Чебоксар, и Черемиса и новокрещены».

В полку правой руки, согласно росписи, был «царевич Кайбула (еще один астраханский «царевич», как и Шах-Али и Тохтамыш – потомок того самого Ахмата «царя», приходившего на Угру в 1480 году), а воевод боярин князь Василей Семенович Серебряной да околничей Иван Василиевич Шереметев Меншой; да в правой же руке князь Юрья Репнин, а с ним Городецкие люди, сеит и князи и мурзы; а в левой руке воевод боярин князь Петр Семенович Серебряной да Михайло Петров сын Головин; а в сторожевом полку воевод князь Ондрей Михайлович Курьбской да Петр Петров».

Перечитывая эту роспись, невольно хочется воскликнуть: великой честью почтил Иоанн Васильевич «маистра» и всю «землю Ливоньскую»! «Царь», два «царевича», царский дядя и царский же шурин, брат могущественнейшего временщика, – и это не считая многих горских князей и собственно русских воевод, прославленных во многих походах и боях. Под ними «ходили» 38 сотенных голов (13 – в Большом полку, 8 – в полку Правой руки, 7 – в полку Левой руки, по 5 – в Передовом и Сторожевом полках), командовавших детьми боярскими новгородскими и псковскими и «московскых городов выбором многие». Татары «ходили» под началом собственных командиров, а те находились под контролем русских «комиссаров». Помимо этого, в состав рати вошли два стрелецких приказа – голов Тимофея Тетерина и Григория Кафтырева. Очевидно, не обошлось без казаков и сборных с Новгорода и Пскова пищальников. По аналогии с другими походами той эпохи можно оценить численность русской рати примерно в 10–12 тысяч «сабель» и «пищалей», не считая «кошевыхлюдей», которых было не меньше 4–5 тысяч человек.

Любопытно сравнить эти примерные цифры с теми данными, которые содержатся в ливонских источниках. Ливонские хронисты по старой доброй традиции изрядно преувеличили размер царской рати. Иоганн Реннер писал, к примеру, о 65 тысячах московитов, Франц Ниенштедт – о 40 тысячах. В переписке же орденских должностных лиц друг с другом цифры приводились иные, существенно меньшие. Орденские комтуры и фогты доносили, а допросы пленных подтверждали их сообщения, что московитов было от 21 до 33 тысяч бойцов, в том числе тысяча аркебузиров-schutzen, по большей части конных. Всадники, многие окольчуженные, были вооружены копьями, луками и саблями. А вот тяжелой артиллерии у московитов не было: с ними находилось всего лишь три дюжины «telhakenn», или «röre», – тяжелых мушкетов-гаковниц, легких орудий либо же фальконетов.

Иван Грозный отправляет рать на Ливонию.

Миниатюра из Лицевого летописного свода

Если отбросить заведомо преувеличенные сведения из ливонских хроник, то в орденской переписке сведения о численности русской рати если и были завышены, то не слишком сильно. Особенно если учесть, что у страха глаза велики, а государевым ратникам перед походом строго-настрого наказывалось в случае пленения сообщать неприятелю, что «нам, молодым людем, ведати о нем (московском войске) нелзе», но известно им, что «войско московское велико».

«Жечь, убивать, грабить»

Задача, которую Иван Грозный поставил перед своими стратилатами и воинниками, прямо вытекала из максимы «война есть продолжение политики иными средствами». Если не удалось добиться своей цели в ходе переговоров, значит надо менять способы ее достижения. Да и в конце концов, раз государь обещал сам явиться за затребованной и обещанной данью, надо исполнить свое слово, а заодно и показать всем, в том числе великому князю литовскому и королю польскому Сигизмунду II, да и шведскому королю Густаву тоже, что с московским государем шутки плохи.

Чтобы ливонцы прочувствовали на своей шкуре, что худой мир лучше доброй ссоры, «царь»