Читать книгу - "Москва. Лица. Факты. Свидетели эпохи - Леонид Николаевич Лазарев"

– Мы готовы. Можем начинать.

Наступает мой черед выходить на авансцену. Собираю камеру Mamiya RБ-67. Это модульная конструкция фотоаппарата, тяжелая профессиональная машина, с трудом удерживаю ее в руках.

Надо пройти по лестнице над оркестровой ямой. Мы идем вместе с художником, он несет камеру, я иду сам. Мне неловко демонстрировать людям свою немощность. Надеюсь, что каждый занят своим делом. Не смотрю в глаза людям, и мои мысли направлены внутрь меня. Все силы организма брошены на полное самообладание. Я на сцене. Внимание всего театра, труппа смотрит на меня, они зрители. Несколько секунд – и жестом киваю в сторону дирижера.

Звучит короткая увертюра. Действие пошло. Директор театра, большинство творческих работников театра стоят сбоку, за кулисами. Проходит три-четыре минуты сценического действия.

– Стоп! Стоп! Теперь повторяем то же самое, но я с группой танцоров пройду с левой части направо, потом они должны пойти на меня. В кадре должно быть это и это…

Я забываю про свой недуг. В руках у меня машина времени, способная сохранить для истории задуманное и воплощенное матерью детских театров мира.

Режиссер находился при мне, и возникающие идеи он моментально трансформировал в действие, давая указания на профессиональном языке актерам, что надо делать и как надо делать. Одним словом, вся труппа театра и автор пьесы работали на меня. А это была «Синяя птица» – у меня на плече. Был поход за счастьем. И счастье достигло меня, я чувствовал наслаждение через работу…

Каким образом завоевал я доверие Натальи Ильиничны Сац? Не знаю. Сначала речь шла о подготовке открыток. А эта съемка тянула на большой альбом о детском театре. Это должен быть большого формата фолиант, в нижней части которого должна быть сквозная пробивка через всю книгу, где планировалось размесить золотой ключик. Владелец этого ключика имел право войти на любой спектакль и сесть на особый приставной золотой стул.

Ну что ж, два с половиной часа съемок пролетели как одно мгновение. Благодарю коллектив за работу, низко всем кланяюсь. Спускаюсь со сцены, подхожу к своей одежде и чувствую, что мне надо сесть. Я сажусь и начинаю понимать, что дела мои плохи. Обеспокоенный художник спрашивает:

– Леня, ну как ты?

– Скорее!

Не надевая пальто, срочно, чтобы никто не видел моей немощи, выводит меня из театра. Все повторилось так, как было утром. Но уже меня встречают мои дети… Мы входим в дом, и я, обессиленный, падаю на кровать. Сознание затуманено, его почти нет, но теплится мысль, что я не подвел людей. Я оправдал надежды Натальи Ильиничны. Дай бог, чтобы была удачная проявка. Да-да, надо проявить материал, надо проявить материал, надо завтра!.. Я теряю сознание…

Тень Веры Холодной

У нас в школе создается фотокружок. Первое занятие в кабинете химии. Нас человек десять. Открывается дверь, появляется усталый, почти замученный немолодой человек. Представляется: кинооператор со студии научно-популярных фильмов. Та самая киностудия, где когда-то снималась Вера Холодная – величайшая русская актриса двадцатых годов прошлого века. Сама киностудия немного видна из окон нашей квартиры. Легендарная фабрика вчера и сегодня, и оттуда этот человек, почти волшебник! Что-то будет? Я в ожидании чего-то, пока для меня непостижимого. Он садится на одну из парт, а мы внештатно группируемся вокруг него.

– А что, собственно, вас интересует, молодые люди? Чем снимаете? Каким фотоаппаратом? Как проявляете? Принесли ли вы какие-либо фотографии?

Фотографии на первое занятие мы не захватили. Хотелось не свое показать, а увидеть демонстрацию мастерства, да чтобы дух захватывало. Мечталось сразу научиться этой магии, уметь переносить свои чувства на бумагу с пока еще загадочным словом «фото». Я надеялся сразу стать умным и счастливым. Почему-то этот человек начал задавать вопросы, как на простом уроке:

– Ну что ж, молодые люди, очень хорошо. Значит, вы снимаете аппаратом «Комсомолец», а у вас «Любитель». «Фэд? О, «Фэд» – это серьезный аппарат. Так, хорошо. А какими пленками вы пользуетесь?

Среди колонн Казанского собора. 1959

Владелец «Комсомольца» говорит:

– Пленками мы пользуемся из магазина.

– А какими пленками?

– Такими, в зеленых коробочках.

– Понятно, понятно. Как называется пленка, вы не помните?.. А называется она очень просто – «панхром», «изопанхром», «ортохром». Знаете ли вы разницу, между «ортохромом» и «изопанхромом»?.. Что ж, уровень мне ваш понятен. Будем работать, будем работать! На следующий урок вы все же принесите свои фотошедевры, потому что без этого кружок – не кружок.

– А когда будет следующее занятие? – вырвалось у меня.

– Через неделю, здесь же, в этот же час…

Я жил ожиданием встречи. Перерыл дом в поисках своих работ. Теперь вместо слова «фотокарточка» из меня вылетало «фоторабота». Нашел… Сухуми, пальма, под пальмой в море стоит теплоход «Победа» и еще нечто подобное…

Кинооператор стал рассматривать фотографии моих единомышленников. Кто был на листочках, свернутых в трубочки? Там были мамы, бабушки, сестры, братья. Все смотрели в объектив. Два уха, нос, взгляд вперед. У кого темные, у кого белые, маленькие такие, сморщенные фотографии. Я один отличался тем, что мои фотографии были прямые, ровные. Они лежали между страниц книги и выпрямились к моменту показа их к нашему наставнику. Посмотрев всю нашу самодеятельную коллекцию, он произнес:

– Вот эта работа мне нравится больше всего! – палец его указал на теплоход «Победа» под пальмой.

Моя грудь стала дыбиться, плечи мои расправились, и я произнес:

– Да-да, конечно!

Все посмотрели на меня. Тоном мэтра волшебник сказал:

– М-м… какой интересный объектив в твоем фотоаппарате.

Я почему-то возразил:

– Но он же нерезкий.

– В этом все дело… У тебя он нерезкий не потому, что он нерезкий, а потому что ты так сделал. Но ты это сделал неосмысленно. Резкость объектива – это работа фирмы, а изображение создает автор. Так вот, изображение может быть резким и нерезким, в зависимости от сюжета. У тебя пейзаж, и он как бы в дымке, он чувственный. Как называется объектив твоего фотоаппарата?

– «Индустар».

– А-а, Tessar, значит.

Что такое Tessar, для меня было совершенно непонятно. Какое-то иностранное слово с двумя «с».

Я начал спорить:

– Да нет, это «Индустар».

– «Индустар» – называние объектива, а Tessar – это название конструкции. Tessar – это значит четыре линзы. Triotar – это три линзы, а Tessar – это усложненный триплет – четыре линзы. Эта конструкция дает резкое, качественное изображение. Так вот, у тебя изображение пластифицированное, наподобие изображения, которое дает объектив под названием Cooke.

Магистр линз поплыл перед моими глазами.