Читать книгу - "Священная тайна Церкви. Введение в историю и проблематику имяславских споров - Митрополит Иларион"

как верует Православная Церковь, и желают быть в повиновении церковной иерархии»[1846]. Ни о каком отречении от «имябожнической ереси» не было и речи.

Таким образом, Московская Синодальная контора, по сути, вынесла имяславцам оправдательный приговор: согласно донесению конторы от 8 мая, в исповедании имяславцев «содержатся данные к заключению, что у них нет оснований к отступлению ради учения об именах Божиих от Православной Церкви»[1847]. Узнав о таком компромиссном решении конторы, противники имяславцев в Синоде весьма возмутились. «А где же суд? Его не было, — записал в своем дневнике архиепископ Новгородский Арсений. — Синод, по обыкновению, посрамлен. Никон явился козлом отпущения, а Модест — козлом избавления»[1848]. Впоследствии епископ Василий (Зеленцов), автор подробного исследования об отношении высшей церковной власти к имяславцам, будет писать о том, что Синодальная контора сама вложила в имяславское исповедание православное содержание и оправдала имяславцев на основании собственной «стряпни», не стесняясь тем обстоятельством, что менее недели назад говорила о «лжеумствованиях» главарей движения[1849].

10 мая донесение Синодальной конторы обсуждалось на заседании Синода. Здесь, как и прежде, не было единодушия по данному вопросу. В результате обсуждения Синодом было принято Определение за № 4136 от 10–24 мая 1914 года, которое, как и донесения Синодальной конторы, носило весьма двусмысленный характер. Согласно этому Определению, часть иноков-имяславцев была поручена епископу Модесту «с помещением их в Московском Покровском монастыре и разрешением им рясоношения в монастырях»; об иеросхимонахе Антонии (Булатовиче) и архимандрите Давиде было постановлено иметь особое суждение[1850]. Преосвященному Модесту, кроме того, было поручено «приводить увещаемых иноков к сознанию, что учение имябожников, прописанное в сочинениях иеросхимонаха Антония (Булатовича) и его последователей[1851], осуждено Святейшим Патриархом и Синодом Константинопольской Церкви и Святейшим Синодом Церкви Российской и что, оказывая снисхождение к немощам заблуждающихся, Святейший Синод не изменяет прежнего своего суждения о самом заблуждении»[1852].

О том, в какой атмосфере принималось Определение Синода, мы узнаем опять же из дневников архиепископа Арсения (Стадницкого):

<…> Явился архиепископ Никон, который возмущался и оборотом дела с имяборцами и двойственною политикою Саблера. Он принес постановление Синода, под которым не хочет подписываться. И действительно, в постановлении Синода обойден вопрос о суде над ними, о его прежнем решении, и в основу поставлено было донесение Модеста <…> Никон возмущался такою постановкою дела на основании донесения епископа Модеста, который, вопреки прежнему решению Синода, не находит в исповедании имебожников ничего еретического, а только пустое разногласие мнений <…> Митрополит [Санкт-Петербургский Владимир] возмущался поверхностным отношением к этому вопросу митрополита Московского Макария, который живет вне пространства и времени и живет детскими мечтами об Алтае, куда он и отправляется в трехмесячный отпуск. Оказалось, что митрополит Макарий получил письмо от Государя, который высказал пожелание покончить это дело миром <…> В проекте постановления Синода сказано, что волю Царскую нужно принять к руководству. Никон возмущался таким постановлением, под которым не пожелал подписаться, не подписались также и другие члены. После переговоров с Саблером и решено было не подписываться членам Синода, а принять — к сведению. Вместе с тем Преосвященный Никон прочитал проект своего мотивированного отказа от подписи. Тут, между прочим, говорилось, что обязанность Святейшего Синода, как высшей церковной власти и блюстителя правой веры, и состоит в том, чтобы обсудить этот вопрос. Вообще очень складно звучит этот отзыв. Я и спрашиваю: «А что же дальше?» — А ничего. «Как ничего?» — Приложат к делу, и больше ничего. — «Неужели такова судьба отдельных мнений? Ведь Царь не есть глава Церкви. Царь есть сын Церкви. Ведь и он может ошибаться. Синод должен блюсти за чистотою веры. В противном случае нужно Синоду, или Вам — уйти на покой. Ведь самодержавие Царя меньше всего должно касаться нашей веры». Со мною согласились, посетовали на порабощение Церкви, но по всему стало видно, что у Никона не станет смелости довести дело до конца, хотя бы ценою покоя[1853].

Архиепископ Арсений ошибается, утверждая, что члены Синода не подписали Определение. На самом деле под Определением Синода содержатся подписи архиепископа Финляндского Сергия (с добавлением «но без допущения их к Святым Таинствам» после слов «с разрешением им рясоношения»), архиепископа Никона (с тем же добавлением), епископов Архангельского Нафанаила, Саратовского Алексия, Вологодского Александра, Черниговского Василия[1854].

Сравнение Определения Синода и донесений Синодальной конторы выявляет значительную разницу между позицией Синода и конторы в отношении имяславцев: если контора возвращает всем имяславцам в священном сане право священнослужения, то Синод лишь дозволяет им ношение рясы. Однако, поскольку данное постановление, в отличие от других официальных документов Синода, никогда не было опубликовано в «Церковных ведомостях», на протяжении всего последующего времени вплоть до революции 1917 года сохранялась ситуация, при которой одни иноки обращались в Московскую контору, восстанавливались в монашеском звании и — имеющие священный сан — получали разрешение в священнослужении, тогда как другие продолжали находиться под прещениями, наложенными Синодом.

Почему Святейший Синод не пожелал предать гласности свое Определение? Думается, Синодом двигало стремление «сохранить лицо» в глазах светской и церковной общественности[1855]. В то же время это решение могло быть продиктовано пастырскими соображениями: если бы истинная позиция Синода стала известна имяславцам, они вряд ли восстановили бы общение с Церковью[1856]. Очевидно также, что существенную роль играли верноподданнические соображения: воля Государя была высказана слишком однозначно, чтобы Синод мог публично противостоять ей. Кроме того, Синод не решился открыто отвергнуть позицию Московской конторы ввиду авторитета, которым пользовался в церковных кругах митрополит Макарий: последнего, хотя и не принимали в Синоде слишком всерьез, однако побаивались. Наконец, на решении Синода не могли не отразиться дебаты, развернувшиеся вокруг дела имяславцев в Государственной Думе (о них речь пойдет в следующем разделе).

Информация о заседании Синода 10 мая была тщательно скрыта от церковной общественности. Сведения о суде Московской Синодальной конторы, напротив, нашли отражение на страницах прессы и вызвали широкий общественный резонанс. Прежде всего, отозвались сами имяславцы, в том числе те, которые 11 апреля заявили о своем «отложении» от общения с Синодом. 18 мая они направили на имя митрополита Макария заявление, в котором писали:

С искреннею любовью припадая к стопам Вашего Высокопреосвященства, мы приносим глубочайшую благодарность за то, что Вы, Владыко святый, совместно с подведомственными Вам иерархами, не оставив вящую закона справедливость, милость и веру, сняли с нас несправедливое обвинение в ереси. Поэтому мы заявляем, что берем обратно поданное нами 11 апреля сего года в Святейший