Читать книгу - "Не так давно. Пять лет с Мейерхольдом Встречи с Пастернаком. Другие воспоминания - Александр Константинович Гладков"

полноты власти художественного руководителя (этого у него не было в Театре имени Вахтангова, но уже было в Театре Революции), а в смысле однородной по художественному «вероисповеданию» труппы, составленной из творческих единомышленников. Почему — то ему показалось, что в Театре Красной Армии он этого добьется скорее, чем в Театре Революции. В этом он был прав, но он не учел сопротивления огромной сценической коробки нового здания ЦТКА Его тянуло к театру психологическому, а специфика этого театра и условия времени требовали создания помпезных, массовых спектаклей. И тем не менее он проработал в ЦТКА больше двадцати лет, как умел, борясь за «свой театр», приближаясь иногда почти вплотную к решению этой задачи и все же не достигая ее до конца. У театра была отличная труппа, многие спектакли имели бурный успех, и не все сотрудники АД. в ЦТКА понимали его неудовлетворенность, считали это самодурством, странностью, чудачеством, капризом, дурным характером, но все же это было так: все удачи ЦТКА радовали АД. только наполовину, и постоянное (вернее, постоянно возвращавшееся) состояние недовольства было его вечным спутником.

Менее всего это ощущалось во время войны.

Когда в марте 1942 года мы с ААрбузовым привезли в Свердловск только что написанную пьесу «Бессмертный» о студентах, посланных рыть картошку и ставших в немецком окружении партизанами, АД. очень ею увлекся.

В Театре Красной Армии в это время образовалась большая группа талантливой актерской молодежи. Это были учащиеся организованной накануне войны учебной студии при театре, потом превращенной в так называемую молодежную команду ЦТКА В ней были сын АД., еще совсем юный Андрей Попов, А. Петров, С. Кулагин, Е. Жаров, В. Муравьев, Ю. Шевкуненко, Терешин и другие. АД. Попов распределил почти все роли в «Бессмертном» среди них и мечтал создать спектакль идеального ансамбля и «студийной» свежести. Он отдал много сил, увлечения и творческого горения этой работе, и попервоначалу казалось, что спектакль удался. Премьера прошла в Свердловске с большим успехом, и СГерасимов написал о ней восторженную статью, особо отмечая все то, чего добивался АД Но когда спектакль был перенесен с небольшой сцены свердловского Дома офицера на гигантскую сцену ЦТКА в Москве, пропорции и ритмы в спектакле изменились и он как — то потерялся. И случилось так, что эта работа, которой АД. отдал много сил и возлагал на нее особые надежды, быстро сошла с репертуара, а легко и импровизационно, без долгих дум и творческих мук поставленная «Давным — давно» продолжала идти с нарастающим успехом.

Репетируя «Бессмертный» (ему помогал И. П.Ворошилов — один из режиссеров Четвертой студии МХТ, для которого «студийность» была альфой и омегой театра), АДПопов, как он сам говорил, мечтал о создании в театре театра, то есть в большой труппе гранд — театра ЦТКА тесной группы актеров — единомышленников, преимущественно молодежи. Этой же цели должна была послужить «малая сцена» ЦТКА. Внутри этой группы нравы артистического общежития должны были быть иными, чем в большом театре. Имело тут значение и то, что, будучи несравненным мастером массовых, или, как говорили по традиции, идущей от МХТ, «народных» сцен, АДПопов все время мечтал о драматургии крупных планов, о драматургии, ловящей мельчайшие движения человеческой души, о пьесах с небольшим числом действующих лиц.

Удивительным, особым, не похожим ни на что виденное в жизни было отношение АД к своему сыну Андрею[174] (ныне народному артисту СССР, главному режиссеру ЦТСА). Вероятно, лучше всего когда — нибудь расскажет об этом он сам, а я лишь упомяну об одном эпизоде. Когда — то, еще в Первой студии МХТ, АД великолепно играл в инсценировке рассказа Г. Успенского «Неизлечимый». В этой роли его хвалили Станиславский, Немирович — Данченко, М. Чехов и «старики» Художественного театра. Прошли годы, и на одном показе отрывков актерской молодежью ЦТСА в первые послевоенные годы эту же роль приготовил и показал Андрей Попов. Помнится, что просмотр отрывков был глубокой ночью, после спектакля. АД страшно волновался, кажется, куда больше, чем Попов — сын. Не знаю, что он после говорил ему — может быть, педагогический принцип несколько ослабил его привычную прямоту, — но мне наедине он сказал:

— Андрей — то сыграл лучше, чем я!..

Из литераторской любви к сложным оттенкам и противоречиям я пытался уловить в его голосе нотки ревности и не нашел. Он ликовал.

Рассказывал АД. всегда не гладко и вовсе не красноречиво, но с какой — то врезывающейся в память точностью. Однажды я спросил его об одном исчезнувшем со сцены актере дореволюционного Художественного театра, игравшем Моцарта в той самой роковой постановке «Моцарта и Сальери», где, как известно по «Моей жизни в искусстве», сам Станиславский «провалился» в Сальери. Оказалось, что с этим актером АД дружил в юности и даже одно время жил вместе. Я услышал удивительную повесть о легком отношении к искусству, о даровании, растраченном в бездумном самолюбовании, о невероятном самомнении, ставившем в тупик и самого Станиславского и других «стариков» Художественного театра и чуть ли не внушавшем с гипнотической силой, что труд в искусстве бессмыслен. Будто бы Станиславский робел перед ослепительной яркостью этого самоутверждения и терпел от молодого актера замечания и упреки, от которых других мороз продирал по коже. Кстати, АД. утверждал, что Станиславский очень интересно играл Сальери и, безусловно, преувеличил свою неудачу. Был в этом рассказе и быт актерской молодежи тех лет, на всю жизнь памятных лет ученичества. Потом актер этот был мобилизован во время империалистической войны в армию, и о дальнейшей его судьбе АД. ничего не знал. Прошло несколько лет, пожалуй, добрый десяток. Я снова сижу у АД, и он снова рассказывает. И вдруг он прерывает сам себя…

— Да, помните, я вам когда — то рассказывал о X.? Слушайте, какой финал придумала фантазерка жизнь!.. — И он рассказал, как одна его знакомая летом на Рижском взморье увидела старого пляжного фотографа, лицо которого ей показалось знакомым. Она встречала его там изо дня в день и наконец спросила, не жил ли он когда — нибудь в Москве. И что же? Оказалось, что пляжный фотограф и есть тот самый X., постаревший, много испытавший и почти забывший о блестящей юности. Он был удивлен и растроган, узнав, что в Музее МХАТа есть его портрет. Этот новый рассказ не нуждался в морали: она была очевидна, и АД. вдруг задумался, а потом, словно угадав, о чем я подумал, сказал с вызовом, что есть множество разных способов стать неудачником…

Умел АД. и слушать.