Читать книгу - "«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев"

в разговорном языке: иностранец, быть может, был в состоянии понять каждую фразу, обращённую к нему. Более того, был даже в состоянии написать каждый иероглиф, который слышал в данном предложении. И всё-таки никогда нельзя было однозначно утверждать, что именно говоривший китаец имел себе на уме. Причина этому, конечно, заключалась в том, что говоривший не выразил того, что у него было на уме, а лишь что-нибудь более или менее родственное, из чего он хотел, чтобы собеседник «вывел его мысль или часть её».

Кроме основательного знания китайского языка, всякому желавшему успешно вести дело с китайцами были необходимы ещё большие дедуктивные способности. Но каковы бы ни были таковые способности, иностранец всё-таки во многих случаях оказывался в заблуждении, ибо эти его способности не соответствовали предъявляемым к ним требованиям.

Не так просто, по словам Смита, было установить «цену» услуги, которую иностранцу оказал китаец, и что стояло за его отказом принять денежное вознаграждение. Лицо, оказавшее вам услугу, говорило, что было бы равносильно нарушению всех пяти постоянных добродетелей, если бы оно приняло что-нибудь от вас за такую ничтожную услугу, и что вы, делая ему такое предложение, обижаете его, и что вы удивите его, если будете настаивать на принятии им денег. Что бы это всё означало? Из этого могло следовать, что надежды китайца в отношении размеров ожидаемого вознаграждения «расстроены незначительностью предлагаемой суммы» и что подобно Оливеру Твисту, юному герою Чарльза Диккенса, он «хочет больше». С другой стороны, это могло быть простым намёком на то, что вы теперь или в будущем будете иметь возможность дать китайцу что-нибудь ещё, более подходящее, и что принятие им предложенного вознаграждения явится преградой к получению более «подходящего»; так что китаец предпочитал оставить этот вопрос открытым до более удобного времени.

Если китайцы были так осторожны, когда говорили о своих собственных выгодах, то из всеобщей боязни их – служить источником неприятностей – следовало то, что они должны были быть ещё более осторожными, говоря о других, тем более когда имелась возможность для возникновения всякого рода «хлопот» в будущем.

Несмотря на всю любовь к сплетням и разного рода пустой болтовне, китайцы с замечательным чутьём различали случаи, когда не следовало быть слишком общительным, и при указанных обстоятельствах, в особенности, когда в деле были заинтересованы иностранцы, они представляли собой могилу по своей молчаливости. В многочисленных случаях недалёкие с виду люди, окружавшие иностранцев, могли бы дать советы, знакомство с которыми значительно изменило бы поведение иностранцев по отношению к другим. Но до тех пор, пока китаец ясно не представлял себе ожидавшее его вознаграждение и гарантии предотвращения возможного риска, у него преобладал инстинкт умалчивания.

Одна из черт, которую китайцы разделяли со всем остальным человечеством, заключалась в желании не обнародовать дурные вести в течение как можно более продолжительного времени и сообщать их лишь в замаскированной форме. Но «приличие», соблюдаемое среди китайцев, требовало, чтобы этот обман доводился до таких размеров, которые могли показаться в то же время и удивительными, и напрасными.

Не всегда и не во всем китайцы показывали себя людьми рациональными, практичными. Это необходимо было учитывать. Вместе с тем нельзя было отнять у них находчивости, изобретательности, просто изворотливости.

Доказательством тому характеристика-сравнение мыслительной деятельности китайца и японца, данная во времена первого знакомства европейцев с азиатскими государствами и их народами. «Если японцу нужно разбить твёрдый орех, – писал один англичанин, побывавший в Китае, – он берет молоток и одним ударом делает это. Китаец же начинает, прежде всего, искать, нет ли у данного ореха какой-либо щели, в которую можно было бы вставить клин. И только если орех оказывается совершенно целым, он прибегает к более радикальным средствам, чтобы раскрыть его».

Изучение мыслительной деятельности китайцев начала XX в. позволило некоторым исследователям утверждать, что для них свойственны определённые стереотипные подходы к восприятию окружающей действительности. Стереотипное мышление стало основной наиболее привычной формой мышления населения страны. Причём стереотипы мышления китайцев национально отличные, часто не укладывавшиеся в логику мышления европейцев.

Очевидно, что всё вышесказанное касалось определенных социальных групп; оно было несколько преувеличено и в определённой степени утрировано, но с возможностью проявления таких черт национального характера Зорге сталкивался и обязан был их учитывать в своей разведывательной деятельности. И как следствие – воспитывать в нужном направлении своих помощников из числа китайцев.

Наряду с вышеперечисленными национально-психологическими характеристиками присутствовал и целый ряд других, как-то: трудолюбие, кропотливость, смётка, расчётливость, бережливость, настойчивость, старательность, терпеливость и упорство, которые должен был рассмотреть Рихард Зорге в китайцах (и рассмотрел) за годы своего пребывания в стране и найти им применение при организации агентурной работы.

«Надо помнить, что это – враг серьёзный, настойчивый, терпеливый, энергичный и ловкий»

Опасным становился китаец, если он оказывался по другую сторону баррикад и перед ним стояла задача выявить и уничтожить представителей Коммунистической партии Китая и Коминтерна, вскрыть и искоренить советскую агентурную сеть в стране.

Александр Яковлевич Максимов, посол России в Китайской империи во второй половине XIX в., оставил свидетельство о таком китайце.

«Со словом „китаец“ в воображении большинства связывается понятие о существе слабом, апатично-сонливом и, вместе с тем, тихом и безответном, – писал Максимов в своих политических этюдах, увидевших свет в 1888 г. – Между тем китайцы далеко не таковы, какими их представляет себя значительная часть русского общества и почти все русские дипломаты. Надо помнить, что это – враг серьёзный, настойчивый, терпеливый, энергичный и ловкий; вместе с тем враг в высшей степени хитрый, двуличный, притом злой и злопамятный».

Максимов видел в Китае грозного противника, с которым уже через 25 лет придётся столкнуться России, о чем и пытался предупредить общественное мнение страны: «Общая характеристика наша нисколько не преувеличена; китайцы оправдали её как своей историей, так и приёмами, употребляемыми ими при переговорах и выполнении заключённых контрактов. Отсюда ясно, что Китай – враг в высшей степени опасный, несмотря на свой консерватизм, который к тому же не вечен. В недалёком будущем и Китая коснётся могучая рука реформ, и он выйдет на путь прогресса и цивилизации. Слишком легкомысленно думают некоторые, что Китай распадётся тотчас же, как только его коснутся реформы, что он не способен воспринять их без вреда для своего государственного организма. Китай – не старец, как думают многие, который хочет только растянуть машинкой свои морщины и подкрасить лицо; тот старец жил тысячи лет и уже отжил; в настоящую минуту растёт на его прахе новое, молодое, свежее дерево, обильно поливаемое нашими европейскими врагами. Пройдёт четверть столетия, и это дерево сделается могучим и крепким; если мы