Читать книгу - "Беседы палача и сильги - Руслан Алексеевич Михайлов"

— Лучше сидеть на солнечной завалинке с кем-то, чем одному — согласился я, выводя лошадь из-под навеса и оглядывая мрачноватый старый амбар с примыкающей к нему ригой — Ты сделала доброе дело.

— Так ты понял?

— Что вместе со слезами он потерял и немного старого горя? — улыбнулся я — Не видел, но… почувствовал. Ты словно вскрыла старый нарыв с заскорузлой коркой и выпустила больную кровь.

Сильга с облегчением улыбнулась в ответ:

— Рада что ты понял правильно. Мы сильги часто заставляем людей плакать и многие думают, что мы злые насмешницы, что любят забавы ради ворошить давно остывшую золу на пепелищах горя…

— Я не из таких.

— Тот бродячий торговец, что убил несчастную семью Бутроса — где он?

— Как я и говорил — казнен.

— Казнен — с кивком повторила девушка и, поймав несколько красных нитей в руку, начала задумчиво наматывать их на палец — Это я помню. Но где он?

— Он? Останки?

— Да. Тело казненного. Ты говорил, что догадываешься, где могло упокоиться его тело. Подскажешь?

Кивнув, я развернулся и взглянул на неподвижно сидящего на старом бревне Бутроса, пододвинувшего ноги к остывающей глиняной печурке. Подставив морщинистое лицо затухающему свету, старик едва заметно улыбался.

— Подскажу — ответил я наконец и одним мягким движением поднял себя в седло — Если пойму, что это действительно необходимо.

Поднявшись следом за мной в седло, сильга первой ткнула лошадь в бок и двинулась к покрытой лужами дороге, неспешно поправляя длинную накидку, что скрыла ее ноги до голеней. Я последовал ее примеру и расправил плащ. Будет жарковато, зато уберегу одежду от пятен грязи, что летит ошметками из-под колес встречных повозок.

— Мне надо осмотреть тело казненного бродячего торговца, палач Рург.

— Это я и так понял. Но для чего?

— Возможно убивал не сам торговец.

— А кто же? Он сам признался. А старый Бутрос — выживший свидетель.

— Нет-нет, я не говорю, что другие руки держали топор. Но душа торговца… его разум… возможно они были порабощены.

От ставшего более низким и хрипловатым голоса сильги меня не пробрала дрожь, но вот ленивая сонная дрема от меня ушла мгновенно. Подобравшись в седле, подавшись вперед и заставив коня двигаться чуть быстрее, с плеском окуная копыта в мутные лужи, я спросил:

— Порабощены кем?

— Кхтуном — доверительно сообщила мне девушка.

Я пытался сдержаться. Но не получилось и, скрючившись, зажав рот ладонью, я испустил приглушенный хрюкающий смешок.

— Ты нашел в моих словах что-то смешное, палач Рург? — голос сильги резко похолодел, сама же она негодующе выпрямилась, уставилась на меня сердитыми глазами — Что так развеселило тебя в моих словах, Нагой Убийца?

Как назло, навстречу нам трясся в седле почтовый курьер в длинном кожаном плаще, что услышал окончание последней фразы и изумленно уставился на меня, уже открывая рот для насмешки или вопроса. Но тут с его сонных глаз спала пелена, он увидел красные отметины на моем плаще, зацепился взглядом за красную рукоять топора и… со щелчком зубов захлопнув рот, поспешно пришпорил лошадь и разминулся с нами в гробовом молчании.

— Прошу не называй меня так — мягко улыбнулся я.

— Прошу не смейся надо мной! — парировала сильга Анутта.

— Я смеялся не над тобой — возразил я — Но… кхтун?

— Кхтун!

— Они существуют на самом деле?

— Еще как существуют! И поверь — в них нет ничего смешного!

— М-да — осторожно произнес я, стараясь не рассердить вспыхнувшую девушку еще сильнее — Вот так детские сказки становятся былью.

— Скорее детские страшилки… — уже не столь зло пробурчала девушка — Прошу прощения за мое негодования, палач Рург. Ты имеешь право смеяться.

— Кхтун… — повторил я — Первый раз я услышал о нем в самом юном возрасте. Меня стращал ими отец, говоря, что после заката не стоит выходить за дверь, если я не хочу стать добычей кхтуна.

— И он был прав! А еще нельзя долго любоваться отблеском закатного света в оконном стекле. Ну и уж точно нельзя вглядываться в свое отражение во льду. Кхтуны слабы. Взрослого им не одолеть. А вот детские открытые души — лакомый для них кусочек. Не сосчитать сколько несчастных детей сошли с ума только потому, что излишне долго вглядывались в темный лед, что сковал за ночь бочку с дождевой водой. Еще кхтуна можно случайно пронести через порог внутри гнилого полена или снежка…

— Глядя на твою серьезность… я понимаю, что ты говоришь это не забавы ради. Но… сильга Анутта, я прожил немало зим и ни разу не слышал, чтобы кто-то был порабощен… кхтуном.

— Я слышу нотки веселья в твоем голосе! — девушка снова начинала злиться.

— Все так — я с трудом сдерживаю глупый смех — признался я — Но представь себя на моем месте! Кхтун? Порабощенные души? Почему об этом никто никогда не слышал?

— Еще как слышали! Просто с тех страшных времен, когда кхтуны покоряли своей злой воле целые людские селения миновали тысячи лет! Мы научились бороться. Ты ведь знаешь о приходящих раз в год служительницах Лоссы?

— Ритуал Чистовета.

— Он самый.

— Кто не знает о нем? Сестры Лоссы с песнопениями проходят по селениям, неся над собой огромные глэвсы. Это красиво — я прикрыл глаза, погружаясь в детские воспоминания — Очень красиво и загадочно. Мы с друзьями делали все, чтобы только поймать лицом или хотя бы кончиком пальца цветной солнечный зайчик глэвса…

— А был ли кто-то из твоих друзей, кто избегал принимать участие в празднике Чистовенья? — прищурилась сильга, повернувшись в седле — Кто-то не хотевший бегать за цветными солнечными зайчиками…

— Все мы носились как оглашенные, стремясь поспеть за медленно плывущими по улицам глэвсами, что поднимались на шестах над головами торжественной процессии — рассмеялся я — Мы так старались опередить соседских детишек… сколько раз мы разбивали себе носы и колени о стены или лошадиные стремена, когда задрав головы, мчались по улицам… Мы с друзьями изнемогали от желания быть первыми, кто дотянется до… — осекшись, я уставился перед собой в пустоту, потянул за поводья, останавливая Нарлу — Киврил.

— Киврил? Южное долинное имя.

— Они и были родом с южных долин — кивнул я — Он был младше меня на полгода. И мы были очень похожи — так похожи, что нас часто путали. Мы не знали устали в наших проказах. Но в день Чистосвета Киврил всегда держался подальше