Читать книгу - "«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев"

В статьях Зорге производная от термина «фашизм» употребляется неоднократно в уже цитируемой статье «Японские вооруженные силы», опубликованной в августе месяце 1935-го «Цайтшрифт фюр геополитик».

«Отсутствие анализа черт сходства, – утверждал Карл Радек в предисловии к монографии „Военно-фашистское движение в Японии“, – неминуемо ведет в однобокости, которую Ленин часто называл „преувеличением истины“»[455].

Возможно, японский фашизм выступал в специфической форме военно-монархической диктатуры? Что было характерно для Японии кануна второй мировой войны, что роднило её с фашистской Германией?

Тоталитаризм – полное подчинение общественной и частной жизни граждан системе политического господства; усиление регулирующей роли государства как в экономике, так и в идеологии; насильственные методы подавления инакомыслия; обеспечение внутренних условий для внешней вооруженной экспансии в отсутствие серьезной опасности слева и для превентивной ее ликвидации; мобилизация людских и материальных ресурсов на внешнюю экспансию; насильственная организация общественной жизни на принципах «чрезвычайного положения».

Воинствующий антикоммунизм, а также социальная и националистическая демагогия.

Убежденность в расовом превосходстве над окружающими нациями и в особых правах Японии на руководство народами «желтой расы» в деле освобождения их от ига западных держав; непрекращающаяся вооруженная экспансия в интересах передела мира в свою пользу; придание этой экспансии характера «священной войны».

Что отличало Японию от нацистской Германии?

Знаменем японского фашизма была не партия, а Император.

До 1940 г., когда была создана «новая политическая структура» «Ассоциация помощи трону», не существовало единой партии, а имелись несколько десятков правонационалистических организаций типа партий и еще большее количество «религиозно-этических» обществ, которые стали утрачивать свое влияние после событий 26 февраля и были распущены (самораспустились) или ликвидированы.

Ведущую роль в происходивших в стране процессах играли военные, а не партия.

Усиление элементов диктатуры в рамках существующей государственной машины без ее слома. В отличие от Германии диктаторская инициатива исходила не извне, но изнутри государственных структур.

В отличие от Германии и Италии, где фашистские партии контролировали армию, в Японии именно армия играла роль главной политической силы.

В деле преодоления последствий мятежа решающее слово осталось за армией. 1936 год стал годом беспрецедентных чисток, проводимых под личным контролем военного министра Тэраути. Репрессиям подверглись, прежде всего, люди из Кодоха или симпатизировавшие ей. Влияние этой фракции в армии было окончательно сведено на нет.

Советская печать отводила большое место зарубежным откликам на события 26 февраля. Ни «Правда», ни «Известия» не имели в то время в Токио собственных корреспондентов. Когда берлинский корреспондент «Правды» стал готовить обзор первых откликов немецкой прессы на события в Токио в поле его зрения попала статья токийского корреспондента «Берлинер бёрзен цайтунг» (редактором газеты был личный советник Гитлера по экономическим и финансовым вопросам Вальтер Функ). На другой день «Правда» сообщала: «Бёрзен цайтунг» озаглавливает отчет о дальнейших событиях в Токио следующим образом: «Победа активизма в Японии. В Токио ожидают сформирование кабинета национального обновления». Содержание статей токийского корреспондента «Берлинер бёрзен цайтунг» дважды, 15 и 28 апреля, излагали «Известия». Авторство обеих статей ошибочно приписывают Зорге[456], что не соответствует действительности: он не являлся корреспондентом газеты «Берлинер бёрзен цайтунг». В 1933 г. он заявлял о себе как о корреспонденте, в том числе «Берлинер бёрзен-курир», спустя три года – в 1936-м – уже с этой газетой не сотрудничал.

Зорге справедливо утверждал, что, начиная с 1936 года, его мнение имело значительный вес в германском посольстве. Его репутацию еще больше укрепила верная трактовка причин февральского мятежа, которая могла бы оказаться поверхностной и незначительной, если бы не помощь Одзаки и Мияги.

«Инцидент 26 февраля» поставил перед Зорге ряд вопросов, на которые он попытался ответить: до какой степени восставшие являлись выразителями недовольства широких слоев населения; каковы были экономические и политические цели молодых офицеров; как скажется мятеж на престиже японской армии; какое влияние окажет это событие на направление японской внешней политики; обострит ли оно антисоветские настроения в Японии? Ответ на эти вопросы был невозможен без глубинного анализа процессов, происходивших в японском обществе.

Спустя пять лет Зорге писал в «Тюремных записках»: «Значение „Инцидента 26 февраля“ было настолько велико, что изучение как самого события, так и его влияния на внутреннюю политику следует рассматривать как специальную проблему. В течение довольно длительного времени, предшествующего 26 февраля, напряженность во внутренней обстановке все более нарастала, но „взрыв“ инцидента и особенно его своеобразное развитие явились крайне неожиданными для других государств и иностранцев… С инцидента 26 февраля фактически начался японо-китайский конфликт, что было полностью скрыто, и этот факт оказался очень полезным для понимания японской внешней политики и внутренней структуры. Поэтому естественно, что наша разведгруппа рассматривала инцидент 26 февраля как особую задачу. И Москва проявила к этому большой интерес не только с чисто военной точки зрения, но и по различным политическим и социальным причинам. Нечего говорить о том, что и в дальнейшем мы уделяли внимание вопросам разрешения и подавления этого внутреннего кризиса»[457].

Благодаря Одзаки и Мияги Зорге выяснил природу фракционного соперничества между Кодоха и Тосэйха. С их помощью Зорге проникал в суть запрещенной книги Кита Икки «План реконструкции Японии», ставшей библией молодых офицеров и носившей в себе явные признаки влияния марксизма. Экземпляр этой книги Каваи Тэйкити достал по просьбе Мияги.

«Поэтому не удивительно, что Зорге, верил он в это на самом деле или нет, сказал своему другу Ураху, что японские коммунисты, возможно, имели какие-то связи с восставшими и что не исключена возможность появления коммунистической Японии, по-прежнему управляемой императором. Через несколько лет, в ходе последнего этапа войны на Тихом океане принц Коноэ во время частной аудиенции во дворце сказал императору, что он пришел к выводу, что радикальные молодые офицеры тридцатых годов сознательно или нет, но оказались инструментом в руках международного коммунизма»[458].

«Лондонский „Экономист“ („Economist“ 14.03.1936 г. – М.А.) отмечает, что события являются „политическим отражением непрерывного процесса распада социальных условий японского сельского населения, представителями и защитниками которого являются молодые офицеры“. … Военный мятеж, совершенный заведомыми патриотами-фашистами, напугал господствующие классы, прежде всего, своими возможными революционными последствиями. Характерно, что 27 февраля в первом же своем приказе, разъясняющим цели объявления военного положения, генерал Касии, комендант Токийского района, указал на задачу „охраны спокойствия и порядка и подавления всяких возможных выступлений коммунистических элементов“. Характерно также, что из событий 26–29 февраля японская буржуазия сделала вывод о необходимости некоторых социальных реформ»[459]. Именно страх перед выступлениями «коммунистических элементов» сделал Японию инициатором заключения в этом же году Антикоминтерновского пакта.

12 марта Зорге докладывал Урицкому: «В течение последних трех дней наблюдается необычное оживление перед домом наших родственников (посольство