Читать книгу - "Крепость в Лихолесье - Ангина"

было наполнено окровавленными кусками мяса — и принялись, насаживая эти куски на длинные заостренные палки, торопливо проталкивать их сквозь решетки в обиталища шаваргов. Твари возбужденно рычали и рвались в цепях, жадно хватая добычу; вскоре в подземелье воцарилась относительная тишина, нарушаемая лишь хрустом костей, чавканьем, причмокиваниями и довольным утробным ворчанием. Орки выплеснули темный осадок, скопившийся на дне корыта, в ближайшую клетку и поспешно, не оглядываясь, утопали прочь.

Гэдж перевел дыхание. От мерзкого запаха тухлятины и несвежей крови его слегка подташнивало.

Он осторожно выглянул из своего убежища. Слева клубилась темнота — пещера здесь сужалась и уходила куда-то дальше во мрак, и оттуда тянуло чем-то холодным, неприятно-кисловатым. Справа продолжали свое смачное пиршество насыщающиеся шаварги. Прижимая скатку к груди, Гэдж торопливо пробежал мимо каменных клеток, стараясь не поднимать головы и смотреть только прямо перед собой — и все же краем глаза успел заметить шаварга, из пасти которого торчало что-то длинное и белое: не то большая кость, не то чья-то рука, которую тварь, прижав лапой к полу, сосредоточенно и методично пережевывала… Гэдж приказал себе не приглядываться.

Через полминуты он выскочил в пещеру с колодцем — и здесь наконец позволил себе остановиться и перевести дух.

Силы небесные!.. От всего увиденного у него подгибались ноги.

Жестяное корыто стояло возле стены в темной луже — видимо, прежде чем уйти, орки наспех ополоснули его водой из колодца. Тут же рядом Гэдж обнаружил большую, покрытую темными потеками плаху, в деревянную спину которой был воткнут топор — видимо, на этой плахе рубили… что? Мясо? Кости? Трупы? Прежде, чем раздать нарубленные куски обитателям подземелья?

Гэджа передернуло. Обитатели Дол Гулдура — люди, орки, снаги — умирают часто… и, может быть, мертвечину здесь не сжигают и не зарывают в землю, а пускают на корм этим мерзким тварям? Ну да, конечно, ничего удивительного, никаких отходов, в хорошем хозяйстве все пригодится, негоже пропадать этакому добру…

Его мутило и шатало, и одновременно разбирал какой-то дурацкий, неуправляемый, истерический смех.

Он уронил под ноги скатку и несколько секунд стоял, опираясь руками о край колодца, пытаясь справиться с дурнотой и прийти в себя. Потом с размаху ударил себя кулаком по щеке.

Это помогло — мир перестал казаться сценой какого-то дурацкого ярмарочного балагана с обветшавшим реквизитом и бездарно переигрывающими измученными комедиантами. Мир вокруг него таким и был — нелепым, невозможным, уродливым, вывернутым наизнанку… Гэдж всхлипнул.

Зачерпнул горстью воды из стоявшего возле колодца ополовиненного ведра и плеснул в пылающее лицо. Потом поднял скатку и, вновь взвалив её на плечо, на ватных ногах отправился обследовать оставшиеся тоннели.

* * *

Нужный ему коридор оказался следующим.

Здесь все оставалось по-прежнему: лужи на полу, камень, темнота, застенки по обеим сторонам тоннеля, закрытые ржавыми, частью сорванными с петель решетками. Полдюжины тощих серых зверьков с раздраженным писком метнулись по темным углам, когда Гэдж вошел в знакомую келью — и посверкивали из темноты наглыми глазками, ожидая, когда пришелец уберется восвояси и даст им возможность вновь подобраться к оставленной добыче. Но Гэдж не уходил.

Некоторое время он стоял, глядя на простертого на камнях волшебника, глотая вставший поперек горла ком. Потом воткнул факел в шандал и, двигаясь, точно во сне, заставил себя склониться над бесчувственным магом.

— Гэндальф! Я… вернулся… Ты меня слышишь?

Волшебник не отвечал, равнодушно смотрел сквозь Гэджа безучастными, воспаленными, остановившимися глазами. Рука его была безжизненна и холодна, как лед. Неужели я опоздал? — в тоскливом ужасе спросил себя Гэдж. И зря отверг предложение Радбуга, зря упустил возможность спастись, зря своротил Рыжему нос, зря блуждал по этим проклятым, набитым мрачными тайнами подземельям…

От волнения он никак не мог нащупать пульс у волшебника на запястье.

Слабое биение жизни то появлялось, то исчезало… или Гэджу это просто казалось? Мерещилось в наплыве глупой надежды? Или пальцы его потеряли чувствительность? Или он был слишком неумел, слишком взвинчен и слишком напуган, чтобы собраться с духом и наконец принять неизбежное?

— Ну же… — прошептал он. — Ну же, очнись!

Гэндальф не слышал.

Гэдж в отчаянии схватил волшебника за грудки и затряс его, точно соломенный тюфяк. Ударил его ладонью по щеке — раз, и другой… Дрожащими пальцами вынул из сумки флягу с водой, зубами вытянул пробку и плеснул содержимое фляги Гэндальфу в лицо — зло, исступленно, так, что струйки воды потекли по всклокоченной гэндальфской бороде и тяжело зака́пали на пол.

— Очнись! Да очнись же, ну! Сейчас же! Я знаю, что ты жив!.. Я знаю!

Он готов был зарыдать от ужаса и отчаяния. Он больше не мог, никак не мог оставаться здесь совершенно один.

Гэндальф вздрогнул всем телом и сделал судорожный вдох.

Гэдж замер. Сердце его пропустило один удар.

Веки мага слабо затрепетали. Он медленно приходил в себя, выплывая из глубин забытья, как со дна глубокого омута; глаза его наконец ожили, в них замерцал слабый огонек и мелькнуло что-то настоящее и более-менее осмысленное. Но, по-видимому, от Гэндальфа требовалось немало усилий, чтобы в полной мере осознать, что происходит вокруг… Несколько раз он трудно, прерывисто вздохнул, потом что-то тихо пробормотал, но так невнятно и едва слышно, что Гэдж вынужден был наклониться к нему, чтобы разобрать слова.

— Что… кто… Кто здесь? — шептал волшебник; взгляд его, слегка диковатый, полубезумный, затуманенный болью, потерянно блуждал по келье, ничего как будто не замечая и ни на чем не задерживаясь, словно не находя достаточно надежную точку опоры. Наконец остановился на Гэдже. — К-кто…

— Это я, — сказал Гэдж, сердце его готово было выскочить из груди. — Я. Гэдж. Ну, тот глупый орк, твой спутник… помнишь? Ты что, меня не узнаешь?

Он поймал себя на том, что стоит на коленях, крепко стиснув руки в кулаки, и когти — теперь он их не подпиливал — глубоко вонзились ему в ладони. Что, спросил он себя, если волшебник действительно ничего не помнит? Что, если, не выдержав пыток, несчастный старик и вовсе повредился в уме?!

— Гэдж, — пробормотал Гэндальф. — Гэдж. Гэдж. — Он закрыл глаза. Губы его задрожали: он вновь и вновь лихорадочно повторял это имя, твердил, словно странную магическую формулу… произносил её сосредоточенно и с усилием, точно это немудрящее заклинание необъяснимым образом позволяло ему вырваться из-под власти тьмы и вернуться обратно, к свету, к жизни, оставшейся где-то там, в недавнем прошлом, на солнечном берегу Андуина. — Н-не… может быть. — Он повернул голову и посмотрел на Гэджа, недоверчиво щурясь, точно не был уверен, не призрак ли перед