Читать книгу - "Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант"

до 4000 флоринов (100 000 долларов?). Сам он, выходец из меркантильной семьи, наслаждался надежностью флоринов, дукатов, скуди и драгоценных камней, в луче света которых хранилось целое состояние. Он носил тиару, которая по своей ценности превосходила дворец. Будучи кардиналом, он не давал покоя ювелирам заказами на драгоценности, медали и камеи; их, а также дорогостоящие реликвии классического искусства он собрал в роскошном дворце Сан-Марко, который построил для себя у подножия Капитолия.* При всей своей щедрости он не опускался до симонии, пресекал продажу индульгенций и управлял Римом справедливо, если не сказать милосердно.

Больше всего он запомнился своей ссорой с римскими гуманистами. Некоторые из них были секретарями папы или кардиналов; большинство занимали менее достойные должности аббревиаторов — составителей кратких сообщений или хранителей записей для курии. То ли в целях экономии, то ли чтобы избавить Коллегию аббревиаторов от пятидесяти восьми сиенцев, которых назначил в нее Пий II, Павел распустил всю группу, передал ее работу другим департаментам и оставил около семидесяти гуманистов без работы или на менее прибыльных должностях. Самым красноречивым из этих уволенных гуманистов был Бартоломмео де' Сакки, получивший латинское имя Платина от своего родного города Пьядена близ Кремоны. Он обратился к Папе с просьбой вернуть уволенных на работу; когда Павел отказался, он написал ему письмо с угрозами. Павел арестовал его и четыре месяца держал в Сант-Анджело, закованным в тяжелые цепи. Кардинал Гонзага добился его освобождения, но Платина, по мнению Павла, должен быть начеку.

Лидером гуманистов в Риме был Юлио Помпонио Лето, предположительно, родной сын князя Сансеверино из Салерно. Приехав в Рим в юности, он пристал к Валле в качестве ученика и сменил его на посту профессора латыни в университете. Он настолько увлекся языческой литературой, что жил и творил не в Риме Николая V или Павла II, а в Риме Катонов или Цезарей. Он был первым редактором сельскохозяйственной классики Варро и Колумеллы и неукоснительно следовал их наставлениям в уходе за своим виноградником. Он довольствовался ученой бедностью, половину времени проводил среди исторических руин, плакал над их разорением и запустением, латинизировал свое имя до Pomponius Laetus и ходил на занятия в древнеримской одежде. Едва ли какой-нибудь зал мог вместить толпу, которая собиралась на рассвете, чтобы послушать его лекции; некоторые студенты приходили в полночь, чтобы занять место. Он презирал христианскую религию, осуждал ее проповедников как лицемеров и обучал своих учеников стоической, а не христианской морали. Его дом был музеем римских древностей, местом встреч студентов и преподавателей римской литературы. Около 1460 года он организовал их в Римскую академию, члены которой приняли языческие имена, давали такие имена своим детям при крещении, променяли христианскую веру на религиозное поклонение гению Рима, ставили латинские комедии и отмечали годовщину основания Рима языческими церемониями, в которых действующие лица назывались sacerdotes, а Лаэтус — pontifex maximus. Некоторые энтузиасты мечтали о восстановлении Римской республики.40

В начале 1468 года некий гражданин предъявил папской полиции обвинение в том, что Академия готовит заговор с целью низложения и ареста Папы. Некоторые кардиналы поддержали это обвинение и заверили понтифика, что в Риме ходят слухи, предрекающие его скорую смерть. Павел приказал арестовать Лаэтуса, Платину и других лидеров Академии. Помпоний написал смиренные извинения и признания в ортодоксальности; после должного наказания он был освобожден и возобновил чтение лекций, но с такой тщательностью, что когда он умер (1498), на его похоронах присутствовали сорок епископов. Платина пытали, чтобы получить доказательства заговора; таких доказательств нигде не нашли, но Платина, несмотря на дюжину писем с извинениями, продержали в тюрьме целый год. Павел постановил распустить Академию как гнездо ереси и запретил преподавать языческую литературу в школах Рима. Его преемник разрешил Академии вновь открыться в реформированном виде и передал раскаявшемуся Платине руководство Ватиканской библиотекой. Там Платина нашел материалы для своих графических и изящных биографий пап (In vitas summorum pontificum); и когда он пришел к Павлу II, он отомстил. Его обвинение с большей справедливостью можно было бы отнести к Сиксту IV.

VI. СИКСТ IV: 1471–84

Из восемнадцати кардиналов, собравшихся для выбора нового понтифика, пятнадцать были итальянцами, Родриго Борджиа — испанцем, д'Эстутевиль — французом, Бессарион — греком. Один из участников позже описал избрание кардинала Франческо делла Ровере как результат «интриг и подкупа» (ex artibus et corruptelis).41 но, похоже, это означало лишь то, что различные должности были обещаны разным кардиналам за их голоса. Новый папа иллюстрировал восхитительное равенство возможностей (среди итальянцев) достичь папства. Он родился в крестьянской семье в Пекориле, недалеко от Савоны. В детстве он неоднократно болел, и мать посвятила его в святые Франциски, молясь о его выздоровлении. В девять лет он был отправлен во францисканский монастырь, а позже вступил в орден миноритов. Некоторое время он служил воспитателем в семье делла Ровере, чье имя он взял себе в качестве собственного. Он изучал философию и теологию в Павии, Болонье и Падуе и преподавал их там и в других местах в таких переполненных классах, что почти все ученые итальянцы следующего поколения, как говорят, были его учениками.

Когда в возрасте пятидесяти семи лет он стал Сикстом IV, его репутация была репутацией ученого, отличавшегося образованностью и честностью. Почти в одночасье, в результате одной из самых странных трансформаций в папской истории, он стал политиком и воином. Посчитав Европу слишком разделенной, а ее правительства слишком коррумпированными для крестового похода против турок, он решил ограничить свои светские усилия Италией. Разумеется, и там его ждал раскол: в Папских государствах власть папы в значительной степени попиралась местными правителями, в Лациуме знатные особы игнорировали папскую власть, а в Риме толпа была настолько беспорядочной, что во время его коронации закидала камнями его литавры в гневе на давку, вызванную остановкой кавалькады. Сикст предложил восстановить порядок в Риме, возродить легатскую власть в папских государствах и подчинить Италию объединяющему правлению папы.

Окруженный хаосом, недоверчивый к чужакам и подверженный семейным привязанностям, Сикст назначал своих алчных племянников на должности, связанные с властью и доходами. Главным проклятием его понтификата стало то, что те, кого он любил больше всего, оказались хуже всех и так подло воспользовались своим положением, что вся Италия стала их презирать. Любимым