Читать книгу - "Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц - Г. И. Ржевская"

продолговатый носик завершался круглым концом.

Однажды ее вызвала Мария Францевна и обнаружила, что Клава, как всегда, урока не выучила. Мария Францевна вспылила. Стоя за кафедрой и перегибаясь через ее край своей высокой фигурой, мешая русские слова с французскими, она почти кричала: «Votre parents — ваши родители богаты. Вы думаете, если вы богаты, вы можете не учиться?! Вы напрасно так думаете! Вы ошибаетесь! La richesse — богатство не главное в жизни. Уважают не за одно богатство! У человека другое достоинство — savoir — знание! Леность не украшает человека…»

Я внимательно смотрела на Клаву. Она стояла за своей партой, опираясь о нее кончиками пальцев, и молчала. Лицо ее было серьезно, но совершенно спокойно.

Клава богата. Значит, среди нас есть и бедные. До сих пор девочки в зеленых платьях различались мной совсем по другим признакам. Одни были умны и симпатичны, молчаливы или веселы, хорошо учились или ленились.

Однажды я спросила Олю: «Отчего Лиза Савич, такая умненькая девочка, так плохо учится?» — «Ты ошибаешься, — ответила Оля. — Присмотрись».

Скоро Лизу вызвала Мария Францевна. Лиза отвечала очень хорошо, а главное, Лиза свободно говорила по-французски. «Ее родители — богатые помещики, — мимоходом сказала мне Аня Кондратьева. — У нее с детства гувернантка».

Однажды Мария Францевна обнаружила, что многие из нас очень плохо читают по-французски. Она страшно взволновалась и решила принять экстренные меры. Она велела выучить наизусть весь французский текст рассказа Мопассана «La Parure» («Ожерелье»). Я принялась за работу, но скоро почувствовала, что мои нервы не выдерживают этой напряженной сосредоточенности. Я решила уйти в лазарет, чтобы там, ничем не отвлекаясь, выучить текст большого произведения. Доктор Ганшеев легко положил меня в лазарет, но и там я убедилась, что такая работа мне не по силам. Я была не в состоянии сидеть и все учить, учить… Тогда, прочитав весь текст рассказа, я выучила наизусть его начало, его конец и, рассчитав, какой кусок достанется мне, если Мария Францевна будет вызывать нас по алфавиту, выучила наизусть и этот довольно большой кусок.

К сроку я вернулась из лазарета. Несколько уроков шел опрос. Подходила моя очередь. И вдруг девочка, которая должна была отвечать передо мной, оскандалилась. Она текста не выучила. Но этого куска текста не знала и я. Мария Францевна вызвала меня. Набравшись смелости, я, с несвойственной мне отвагой, пока Мария Францевна выговаривала провинившейся, громко и четко стала произносить выученный мною отрывок. Затем Мария Францевна стала спрашивать значение слов, попадавшихся в моем тексте. Я знала их. Но слово «bureaux» я перевела «служба». Она поправила: «Контора» — и поставила мне «11». Я была очень довольна. И выученный мною текст рассказа Мопассана и слово «bureaux» я помню до сих пор очень хорошо.

Kennst du die Brücke ohne Bogen

Учительницу немецкого языка Маргариту Карловну Вебер[155] я не любила, как не любила и немецкого языка. Немецкий язык казался мне грубым, холодным, как и сама Маргарита Карловна. Может быть, тут сказался и наивный детский патриотизм. Немецкий язык был язык врага текущей войны. Сам язык напоминал мне солдатский строй. Очень много было в наших занятиях склонений и спряжений, взятых сами по себе, изолированно от живого текста. Они тоже напоминали четкий солдатский шаг, солдатский марш.

Маргарита Карловна часто задавала нам учить наизусть стихотворения, и все большие, громоздкие. Проверяла же нас, заставляя класс в определенный день и час в ее присутствии написать наизусть выученное стихотворение на листке бумаги. Я выучивала старательно и писала его ради самопроверки несколько раз. Но чтобы не сделать случайной ошибки на контрольной в классе, я заготавливала специально выверенный лист и сдавала его как контрольный и не считала это обманом. Стихотворение было действительно хорошо выучено. Я не помню, какая отметка была у меня по немецкому языку. Горестно то, что сейчас я не помню ни одного из выученных тогда, казалось так прочно, стихов немецких классиков. Стихи были действительно громоздкие и малопонятные. Вот начало одного, которое сохранила моя капризная память:

Kennst du die Brücke ohne Bogen Und ohne Joch von Diamant, Die über breite ströme Wogen Errichtet eines Greises Hand38.

Я помню, но, как и тогда, не понимаю этих строк. Но тогда я воображала, что речь идет о небесном своде, «воздвигнутом» рукою старика, т. е. Богом. Таков ли действительный смысл этих строк, я не уверена.

Молекула

В отличие от арифметики мне совершенно не давалось естествознание. Его преподавала Мария Михайловна, та же учительница, которая вела у нас русский язык и литературное чтение. Выше «9» у меня по естествознанию не было. Сейчас я не могла бы сказать, какой материал мы изучали под названием «естествознание». Но запомнилось, как однажды Мария Михайловна, заключая урок, сказала: «Вот теперь вы знаете, что такое «молекула» и можете гордиться перед младшими, которые этого еще не знают».

Я действительно и теперь знаю, что такое «молекула» и, вероятно, бессознательно усвоила еще кое-что из преподносившегося нам Марией Михайловной.

И вот как-то я решила, стыдясь своей «девятки», единственной в табеле, подтянуть естествознание. Взяв в руки учебник, чтобы меня ничто не отвлекало, ушла из класса и села у окна в дальней части классного коридора. Урок был небольшой — всего три четверти страницы учебной книги. К своему огорчению, я читала и ничего не понимала. Тогда я решила выучить наизусть непокорные строчки. Но, к моей досаде, непонятный текст упрямо не хотел укладываться в моей памяти. Весьма огорченная, я захлопнула книгу и ушла в класс. Кто или что был виноват?

Чего стоит «12»

В школе В.А. Платоновой, в которой я училась до института, не ставили отметок, и к отметкам я не привыкла. Когда кончалось первое полугодие моего пребывания в институте, Мишка Семенова как-то подошла ко мне в раздумье и говорит: «Если меня знакомые будут спрашивать, как я учусь, я скажу: “Хорошо, в первом десятке”». Я задумалась: «А как я учусь?»