Читать книгу - "История России языком дворянских гербов - Евгений Владимирович Пчелов"

от других сословий. Это хорошо, в частности, видно на примере пьес А. Н. Островского. Уже в первой, получившей широкое признание, его комедии «Свои люди — сочтемся» (также называемой «Банкрут») среди действующих лиц есть сваха Устинья Наумовна. Она — вдова и по своим манерам и разговору ничем не отличается от других представителей купеческого сословия. Однако в последнем действии, когда Подхалюзин обманывает сваху, выясняется неожиданное. Устинья Наумовна в сердцах заявляет: «Что ж ты думаешь, я на тебя суда не найду? Велика важность, что ты купец второй гильдии, я сама на четырнадцатом классе сижу, какая ни на есть, все-таки чиновница», «Сейчас видно: мещанская-то кровь!». А после ее ухода Подхалюзин бросает ей вслед: «Ишь ты, расходилась дворянская-то кровь! Ах ты, господи! Туда же чиновница!» Над пьесой Островский работал в 1846–1849 годах, а чин 14-го класса (коллежский регистратор), как мы помним, до 1845 года давал право на личное дворянство. Так что Устинья Наумовна, будучи вдовой чиновника, действительно принадлежала к дворянству, хотя и была вынуждена «вращаться» в купеческой среде.

В комедии «Праздничный сон — до обеда» (1857) из цикла о Мишеньке Бальзаминове купец Нил Борисыч Неуеденов спрашивает, «чья такая» подруга его племянницы Капочки Устинька: «Из благородных, что ль?» Получив ответ «Нет, из купеческих», заявляет: «Ну так, невелика птица…», и при ней можно особо не церемониться. Сам же Бальзаминов «носит на себе» всего лишь «первый» чин, то есть самый низший, коллежского регистратора, который в то время прав дворянства (даже личного) уже не давал. А потому он тем более не представляет никакого интереса для Неуеденова в качестве потенциального жениха его племянницы.

Сложнее обстоит дело в знаменитой «Бесприданнице». Вася Вожеватов и Мокий Парменыч Кнуров — купцы, причем Кнуров — крупный делец «с громадным состоянием». А вот ничтожный Юлий Капитоныч Карандышев (чья фамилия, кстати, напоминает старинную дворянскую фамилию Карамышев, хотя и происходит от слова «коротышка»), «небогатый чиновник», владеет тем не менее каким-никаким «именьишком», то есть, видимо, происходит из бедных дворян. Вроде бы дворянином является и Паратов, которого все называют барином и которому противопоставляет купцов Робинзон («Я всегда за дворян»). Между тем Паратов занимается коммерцией (правда, неудачно), являясь судовладельцем. Огудаловы тоже, судя по всему, дворяне. «Огудаловы все-таки фамилия порядочная», — замечает Кнуров. Да и сама Харита Игнатьевна с гордостью говорит Ларисе: «Свадьба — так свадьба; я Огудалова, я нищенства не допущу». Впрочем, и для них давно миновали золотые времена — вдове с тремя дочерьми приходится быть весьма «бойкой женщиной». Именно как дворяне показаны Огудаловы и в знаменитом фильме Э. Рязанова «Жестокий романс». «Бесприданница» была закончена в 1878 году, в пореформенной России, когда сословная разница постепенно стала терять свое значение под натиском новой буржуазной реальности. Между тем и Кнуров, и Вожеватов ездят к обнищавшим Огудаловым и, можно думать, не только ради Ларисы. «Порядочная фамилия» все-таки…

Награждение орденами Российской империи также давало право на потомственное дворянство. Первоначально оно распространялось на все ордена, что делало приток в дворянское сословие довольно значительным. Именно этим гордится «свежий кавалер» с картины Федотова, получивший самый низший по иерархии орден — Святого Станислава 3-й степени, причем после 15 лет службы, о чем свидетельствует знак на мундирном фраке. С 1845 года право на получение потомственного дворянства было ограничено орденами, начиная с Владимира 4-й степени (следующего по «постепенности» после Анны 2-й). К этому ордену как раз стремился чиновник Модест Алексеич в чеховском рассказе «Анна на шее» (1895). Низшие степени орденов Святой Анны и Святого Станислава давали лишь личное дворянство. С 1900 года потомственное дворянство стали давать, начиная с Владимира 3-й степени. Тем не менее число лиц, получавших потомственное дворянство по ордену, оставалось куда большим, нежели по чину.

Возможность получения дворянства по чину или ордену открывала путь в высшее сословие выходцам из разных социальных слоев. Российское дворянство, по меткому выражению министра народного просвещения при Николае I князя К. А. Ливена, «столь необозримое имеет у нас протяжение, что одним концом касается подножия престола, а другим почти в крестьянстве теряется». К 1917 году потомственных дворян в Российской империи насчитывалось около 1,3 миллиона, что, впрочем, составляло менее 1 % населения.

С формальной точки зрения все потомственные дворяне обладали равными правами. Однако со времени Екатерины II у дворянства установилась своя, как бы внутренняя иерархия. В 1785 году императрица утвердила «Грамоту на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства» — так называемую Жалованную грамоту, согласно которой в каждой губернии образовывалось дворянское «общество» (собрание), куда входили дворяне, владевшие в этой губернии имениями. Дворянские общества раз в три года избирали уездных и губернских предводителей дворянства и некоторых должностных лиц в системе местного управления. По сути, это вдохнуло жизнь в русскую провинцию, а образованные императрицей органы дворянского самоуправления просуществовали вплоть до революции 1917 года.

Среди обязанностей губернских дворянских собраний было составление родословной книги, куда вносились только потомственные дворяне. Оригинал такой книги должен был храниться в архиве дворянского собрания, одна из копий — в архиве губернского правления, а другая — в архиве Герольдии. Дворянская родословная книга разделялась на шесть частей, самой почетной считалась шестая.

В первую часть родословной книги вносились дворяне, пожалованные в это достоинство государями за те или иные заслуги. Таких случаев было сравнительно немного. Один из наиболее ярких примеров — пожалование дворянства крестьянину Костромской губернии О. И. Комиссарову за спасение жизни императора Александра II при покушении Каракозова в 1866 году. Он был причислен к Санкт-Петербургскому дворянскому собранию.

Во вторую и третью части родословной книги вносились дворяне, получившие это звание по военной и гражданской службе соответственно, по достижении чинов определенных классов. Такое соотношение более высокой (второй) и более низкой (третьей) частей объясняется тем, что класс для получения дворянства по чину в военной службе был ниже, чем в гражданской.

В четвертую часть вносились иностранные дворянские роды, вступившие в российское подданство (для подтверждения своего статуса они должны были представить доказательства пожалования дворянства от иностранных монархов).

В пятую часть вносилось титулованное дворянство: княжеские, графские и баронские роды Российской империи, в шестую — «древние благородные дворянские роды», которыми считались те, кто были дворянами за сто лет до Жалованной грамоты (до 1685 года). Это было допетровское дворянство, наиболее древнее по своему происхождению, — дворянство тех времен, когда еще не было ни Табели о рангах, ни пожалований дворянскими титулами. Правда, часть титулованных родов — природные князья — имели древнее происхождение, происходили от Рюриковичей, Гедиминовичей и других монарших династий. Между