Читать книгу - "Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР - Олег Витальевич Хлевнюк"

действия виновные расстреливаются. Я это не делал с целью мести или террора… Также по моему указанию был расстрелян военнопленный немец, который был фашист и скрывался с расположения (из части. — Авт.)[124].

В ответ на такие оправдания Павленко суд в приговоре указал: «Все расстрелы указанных лиц были произведены без какой-либо проверки о якобы непозволительном их поведении среди местного населения»[125]. Эта фраза, призванная доказать вину Павленко, по своей сути была двусмысленной. Получалось, что Павленко обвинялся не в бессудном расстреле (по сути, в убийстве), а в том, что эти в принципе допустимые расстрелы были произведены при отсутствии должных оснований.

Очевидно, такая формула обвинения отражала реальности военного времени, хорошо известные военным юристам из трибунала. Бессудные расстрелы вообще и на фронте в частности получили в годы войны широкое распространение[126]. Легитимность этой меры была подтверждена известными приказами Ставки Верховного Главнокомандования № 270 «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия» от 16 августа 1941 года[127] и № 227 от 28 июля 1942 года. В последнем, в частности, говорилось: «Паникеры и трусы должны истребляться на месте»[128].

В целом, по оценке О. В. Будницкого, число жертв бессудных расстрелов в армии в годы войны могло быть сопоставимо с численностью казненных по приговорам военных трибуналов, которая составляла 130–150 тыс. человек[129]. Хотя на завершающем этапе войны число самосудов могло снижаться, они оставались серьезной проблемой. Об этом свидетельствовал, например, проект приказа Сталина «О самочинных расстрелах военнослужащих», датированный февралем 1945 года. В документе Военным советам фронтов предлагалось «принять решительные меры к предупреждению и пресечению фактов превышения власти, беззаконий и самоуправства со стороны отдельных командиров и начальников, сурово наказывая виновных». Приводились в нем также многочисленные примеры бессудных расправ[130].

В общем, действия Павленко, который вершил свой суд примерно в то же время, когда готовился приказ Сталина о самочинных расстрелах, не представляли собой чего-либо особенного и чрезвычайного. Хотя личность самого Павленко они, несомненно, характеризуют соответствующим образом.

Суд не стал оспаривать также ссылки Павленко на приказ Сталина о расстрелах за насилие и мародерство над населением. Это удивительно, поскольку на самом деле такой приказ не существовал и суду было легко опровергнуть претензии Павленко на легитимность его действий. Очевидно, что в данном случае Павленко достаточно изобретательно апеллировал к общеизвестным в военной среде фактам массовых бесчинств на территории оккупированной Германии. Реагируя на такие явления, Сталин действительно подписал 20 апреля 1945 года директиву Ставки Верховного Главнокомандования, в которой говорилось:

1. Потребовать от войск изменить отношение к немцам, как к военнопленным, так и к гражданскому населению и обращаться с немцами лучше. Жестокое обращение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам не выгодно. Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне.

2. В районах Германии к западу от линии устье р. Одер, р. Одер до Фюрстенберга и далее р. Нейсе (западная) создавать немецкую администрацию, а в городах ставить бургомистров немцев. Рядовых членов национал-социалистской партии, если они лояльно относятся к Красной Армии, не трогать, а задерживать только лидеров, если они не успели удрать.

3. Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и к панибратству с немцами[131].

С большой долей вероятности именно эта директива, широко доведенная до войск, была известна также Павленко и использовалась им для своей защиты. Однако в ней, как видно, речь о каком-либо ужесточении наказаний виновных в насилии в отношении гражданского населения не шла. Тем более о расстрелах. Павленко явно передергивал факты. Однако мотивы его самосудов с большой долей вероятности можно просчитать. На завершающем этапе войны, когда снизился накал боевых действий (и, соответственно, загрузка УВР‐2 строительными работами), а также возросло количество трофейных соблазнов, Павленко было важно удерживать своих подчиненных в определенных дисциплинарных рамках.

Любой скандал грозил повышенным вниманием к организации и непредсказуемыми последствиями. Это же касалось и военнопленного немца-механика, которого Павленко приобрел на советской территории фактически в качестве раба. Его нельзя было без риска задержания просто отпустить на свободу. Его возможное бегство и поимка также грозили расследованием. В общем, как часто бывало во время войны и не только, проблемы решались самым «простым» способом. Павленко было важно закрыть военную страницу своей деятельности и распустить УВР‐2 без конфликтов и разоблачений.

Прибыльная демобилизация

Поскольку УВР‐2 была фиктивной военной организацией, «демобилизовать» ее после завершения войны можно было также только при помощи различных нелегальных схем и ухищрений. Этот процесс растянулся на некоторое время и заключался в решении двух взаимосвязанных задач. Первая — получение денежных средств, необходимых для выплаты «военнослужащим». Вторая — оформление документов о демобилизации.

Для решения первой задачи было необходимо перевезти в СССР и частично превратить в деньги материальные ценности, похищенные в основном в Германии. Эти операции осуществлялись через несколько каналов[132]. Часть имущества при случае вывозилась из Германии для реализации в Польше и СССР небольшими партиями.

Так, в апреле 1945 года в городе Гродно в Западной Белоруссии было продано около десятка швейных машин, доставленных из Германии. В то же время из Германии в Польшу перегнали десяток голов крупного рогатого скота, который был продан за польские злотые и царские золотые монеты. В мае 1945 года в Гродно доставили около 70 лошадей с повозками. В пути следования часть из них продали за польские злотые и золотые монеты. По тому же маршруту из Германии через Польшу в Гродно перегнали несколько десятков голов крупного рогатого скота, часть которого продали полякам. На территории Польши продавали также автомашины, тракторы и другое трофейное имущество.

Полученные в результате этих операций польские злотые нужно было обменять на советские рубли. Это было сделано летом 1945 года в Гродненской областной конторе Госбанка. Для этой цели сфабриковали фиктивные справки на вымышленных офицеров. Здесь также не обошлось без коррупции. Часть злотых обменяли с помощью начальника финансовой части Гродненского военкомата, заплатив ему 5 тыс. руб.