Читать книгу - "Штаб армейский, штаб фронтовой - Семен Павлович Иванов"

— Многое, — с гонором заявил фельдфебель. — Хотя бы то, то у Хубе всего одна рука, но она очень легкая, когда фюрер поручает ему настоящее дело, а фюрер его лично знает и очень ценит. — Тут пленный фашист как-то скверненько ухмыльнулся и продолжал: — Но рука нашего Ганса делается очень тяжелой, когда врезает по роже какому-нибудь трусу! При этом он обычно вспоминает старое присловье Фридриха Великого: «Я смажу тебе по рылу так, что твои зубы в две шеренги промаршируют через задницу!»

— Где же твой лихой командир потерял руку? — снова спросил я.

— Точно не знаю. Это было еще в первую мировую войну, и о том Ганс помалкивает, но люди говорят, что это русский казак отмахнул ему ее своей шашкой. Во всяком случае, русских наш генерал ненавидит люто.

— А о чем же он вам рассказывал?

— Он вообще-то скуп на слова, но говорил, что после этого случая перешел из пехоты в кавалерию и брал призы на конноспортивных состязаниях.

— Ну это он вам заливал! — не удержался наш старый кавалерист генерал Мартьянов.

При дальнейшем допросе хвастливый фельдфебель, сам не подозревая того, сообщил немало ценных данных. Сведения о любимце Гитлера, с которым я сталкивался в боях уже вторично, заинтересовали меня, и я впоследствии, насколько это было возможно, следил за его карьерой. Когда в ноябре замкнулось наше кольцо окружения, Хубе со своим корпусом оказался в котле. В те же дни Паулюс бомбардировал фюрера донесениями о голоде, и Гитлер вызвал Хубе в ставку в Летцене. чтобы из уст своего приспешника узнать об истинной ситуации в Сталинграде. Хубе вернулся назад, в котел, демонстрируя непоколебимую уверенность в том, что фюрер спасет 6-ю армию. Но, как известно, Гитлер спасти ее не смог, а вот Хубе выручил. Он приказал ему лично возглавить снабжение окруженных по воздуху, и счастливый Ганс оказался в полной безопасности — за сотни километров от Сталинграда, в Мелитополе. Так что Хубе, невзирая на свою пресловутую доблесть в прусско-нацистском духе, предал подчиненных. Он взялся за дело, в котором ничего не смыслил, — за организацию воздушного моста, с чем не сумел справиться и Рихтгофен. Короче, интересы личной карьеры взяли верх, и Хубе бросил своих солдат на произвол судьбы. И карьеру он сделал, будучи в ноябре 1943 года назначенным на должность командующего 1-й танковой армией, которую до него возглавляли такие бонзы военной олигархии фашистской Германии, как генерал-фельдмаршал фон Клейст и генерал-полковник фон Макензен, сын генерал-адъютанта кайзера Вильгельма.

Едва ли был прав Гитлер, уверявший, после того как Паулюс сдался в плен, что будь на его месте Хубе, он бы не допустил такого позора, а покончил с собой. Думается, что и Хубе сделал бы то же самое в тех условиях. Но как бы там ни было, а Хубе являлся одним из самых напористых и изощренных исполнителей воли своего фюрера, и то, что мы связали этого фанатика и возглавляемых им головорезов по рукам и ногам севернее Сталинграда, оказало, безусловно, большую помощь защитникам города.

Под стать Хубе были начальник штаба корпуса полковник генерального штаба Вальтер Мюллер, а Также командиры дивизий генерал-лейтенанты Ангерн (16-я танковая), Шлемер (3-я моторизованная) и генерал-майор Колерман (60-я моторизованная).

Надо сказать, что западногерманские мемуаристы и историки битвы под Сталинградом горько сетуют, что корпус Хубе, скованный нашими атаками, не принял участия в штурме города. Об этом пишут, например, генералы А. Филиппи и Ф. Гейм в монографии «Поход против Советской России»[206]. Пагубное влияние наших ударов с севера отмечал в своем дневнике и барон фон Рихтгофен. Но, пожалуй, наиболее убедительно свидетельствовал об этом первый офицер (начальник оперативного отдела) штаба 3-й моторизованной дивизии 14-го танкового корпуса полковник генерального штаба Г. Р. Динглер. Он писал, что в начале сентября русские с целью облегчить положение защитников Сталинграда стали предпринимать атаки на фронте 14-го танкового корпуса. Ежедневно свыше 100 танков в сопровождении крупных сил пехоты атаковали позиции немецких войск. «Я не преувеличиваю, — замечал Динглер, — утверждая, что во время этих атак мы не раз оказывались в безнадежном положении. Тех пфполнений в живой силе и технике, которые мы получали из Германии, было совершенно недостаточно. Необстрелянные солдаты не приносили в этих тяжелых боях никакой пользы. Потери, которые они несли с первого же дня пребывания на передовой, были огромны»[207].

Картина впечатляющая. Враг, оказывается, чувствовал себя накануне краха. Бездоказательно лишь утверждение Динглера о якобы плохом качестве подкреплений — напротив, Гитлер слал под Сталинград отборное маршевое пополнение, и об этом говорили нам пленные.

Но пора возвратиться к сентябрьским дням 1942 года. Перед отлетом в Москву Г. К. Жуков дал указание о подготовке нового контрудара, который решено было нанести на другом участке фронта — южнее станции Котлубань. Здесь разведчики генерала Козлова обнаружили стык между двумя корпусами — 14-м танковым, против которого мы наступали до этого, и 8-м армейским генерал-полковника Гейтца.

Кирилл Семенович приказал мне организовать передачу наших дивизий с их полосами в состав 24-й и 66-й армий, а самому ехать в район Котлубани, где принять другие соединения в полосе шириной 12 километров. После этого 24-я армия становилась уже не правым, а левым нашим соседом. Нам предстояло совместно с ней смежными флангами нанести удар на севере с задачей прорвать оборону противника и соединиться с 62-й армией. К новому наступлению привлекались, таким образом, уже не четыре, а всего две армии. Наше положение осложнялось тем, что в процессе подготовки к очередному удару состав армии почти полностью обновлялся. Мне поручалось принять 173, 207, 221, 258, 260, 292, 308, 316-ю стрелковые дивизии и ряд артиллерийских частей усиления. Из прежнего состава в армии остались лишь танковые корпуса — 4, 7 и 16-й, частично пополнившие к тому моменту материальную часть.

В это время в наш штаб приехал Д. Т. Козлов. В мой блиндаж он вошел уже после разговора с К. С. Москаленко, уточнив детали приема дивизий, переходивших в его армию. Мы крепко обнялись — ведь после войны с белофиннами не виделись.

— Хорошо у вас расположены, укрыты и оборудованы командный пункт и армейский штаб. Похоже, йи одна бомбежка не коснулась? — спросил Козлов.

— В общем да, — ответил я. — Массированного налета на нас не было, отдельные пикировщики прорывались, но серьезного вреда они не причинили.