Читать книгу - "Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР - Владимир Иванович Щербаков"

дающие каждому гражданину право на часть государственной собственности, и разрешить их вторичный оборот, проще говоря – свободную продажу, грозила тем, что половина населения отдаст эти ваучеры за бутылку! А скупят их прежде всего теневики. ЦК КПСС, Верховный Совет поддерживают популярную идею таких ваучеров, в лучшем случае помалкивают при спорах.

Означает ли это, что партия и депутаты считают допустимым, что первыми собственниками и первыми бенефициарами государства станут заправилы теневой экономики. Если вы считаете это правильным, значит, правительству поручается подготовить передачу власти в стране криминалу (а это в основном криминал) или все средства производства практически бесплатно, за 1–2 % реальной стоимости продать иностранцам. В этом цель? Я в подобном участвовать не могу.

Дальше. Раздали мы бесплатно ваучеры населению – и что дальше? У них, этих новых виртуальных собственников, так называемых владельцев есть новые продукты, технологии, оборудование? Совершенно ведь ясно, что в стране нет ни идей, ни новых продуктов – ничего, кроме тех товаров, которые лежат на полках уже сто лет или спрятаны давно в подсобки.

Новые технологии и новое оборудование – всё там, на Западе. И денег в стране тоже нет. Следовательно, к приватизации, чтобы получить от неё осязаемый позитивный результат, прежде всего следует привлекать иностранный капитал. Но какой – дружественный или не дружественный? На каких условиях? Отдаём предприятия под полный контроль или не даём больше блокирующего пакета? Какие будем вводить отраслевые ограничения? В ВПК, энергетике, нефтегазовом и электро-энергетическом секторах? В приватизации недр, водных бассейнов и лесов? И надо ответить ещё на кучу вопросов, как не дать иностранному капиталу поглотить всё. Не решили мы и каким образом приватизируемую собственность оценить?

От правительства требовали немедленного, срочного решения, а по нашему мнению, процесс приватизации следовало реализовать примерно лет за десять. Конечно, приватизацию объектов торговли, общественного питания, сферы услуг, мелко товарного хозяйства можно и нужно провести за 2–3 года. Но лично я не знал, выдержит ли общество такие сроки преобразования эмоционально и политически. Пусть это скажут специалисты, потому что страсти накалились до такой степени, что наших возражений, сомнений уже даже слушать никто не хотел. Со всех сторон кричали: “Приватизацию немедленно!”

Мне же сразу на ум приходит пример Гавриила Попова. Ему как мэру Москвы дали в порядке эксперимента право приватизировать московскую собственность. И что в результате, сколько квартир приватизировано? Меньше полпроцента за первые три года. А уж Попов-то сам за неё так бился, подобрал людей и т. д. За ним Лужков этим начал заниматься. И что, это сильно подвинуло ситуацию? Кроме того, что нашлись ушлые ребята, которые под шумок половину московского имущества приватизировали в одном направлении – под себя.

А вот малая приватизация, руководство которой, особенно в торговле, Попов в конце 1991 года доверил Ларисе Пияшевой, стороннице решительных и быстрых шагов (немедленно и бесплатно отдать всё трудовым коллективам), показала, что поспешность приводит к результатам, далёким от задуманных – криминализации и сохранению прежнего руководства, но теперь в ранге собственников. Если с такой скоростью провести приватизацию по всей нашей огромной стране, то процентов 60 населения ещё и подумать не успеют, а не то что в ней поучаствовать».

1 июля 1991 года Закон СССР № 2278-1 «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий» был принят и введён в действие. В нём законодательные акты республик по указанной теме, принятые в одностороннем порядке объявлялись не имеющими юридической силы. Союзному Фонду государственного имущества вменялось в обязанность до 1 сентября разработать и представить на рассмотрение программу первоочередных действий по приватизации предприятий общесоюзной собственности.

Как и полагалось, проект этого закона был заранее опубликовали «для всенародного обсуждения». В результате уже 3 июля увидел свет Закон РСФСР № 1531-1 «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР», предписавший до 15 августа прекратить действие союзных нормативных актов, ему противоречащих.

Закон СССР наделял Кабинет министров СССР правом определять перечень предприятий, не подлежащих разгосударствлению и приватизации с учётом интересов обороны, безопасности, защиты окружающей среды и здоровья граждан и обеспечение монополии государства на отдельные виды деятельности. В пику ему закон Российской Федерации подготовку такого перечня оставлял за составляемыми на 3 года вперёд программами приватизации.

Щербаков В. И.: «Становилось всё более очевидным, что российское руководство не заинтересовано в поисках компромиссных решений и даже в выполнении каких-либо уже достигнутых договорённостей. Соответственно, новый Союзный договор не представлял уже интереса для российской власти и рассматривался скорее, как помеха на пути более увлекательного процесса захвата и перераспределения совместно нажитого общего имущества».

Дрова в огонь

В телевизионных программах, разоблачающих советскую власть любят показывать голые прилавки и бесконечные очереди от Москвы до самых до окраин. Они стали своеобразным символом, визитной карточкой тех дней и месяцев.

Щербаков В. И.: «Я могу ответственно заявить, что в то время к Москве по железной дороге было невозможно подъехать: на путях стояло до 4–5 тыс. эшелонов с продовольствием, которые не пропускались и не разгружались. Шёл 1991 год, середина лета. Дело совершенно очевидно пахло саботажем и не стихийным, кустарным, а с участием очень серьёзной организации.

Я, что называется, сидел тогда на деньгах и высчитывал, сколько валюты пришло, какие у нас потребности, определял круг получателей: вот этим и этим раздать всё, что придёт, но только им и больше никому. Таким образом, удавалось закрыть процентов 20 от потребности в товарах первой необходимости – продуктах, медикаментах и т. и. Дальше уже просто непонятно было, что обрезать: и нельзя, в моём понимании, и денег нет.

Это я перекладывал на Догужиева: “Виталий, теперь сам решай, кому сколько дать и как дать”. А оперативная обстановка складывалась такая, что, условно говоря, в Свердловске утром уже не было хлеба, а вот там уже аптеки громят – нет инсулина. Что оставалось делать? Мы с таможни получали данные – какие эшелоны пришли с импортом, кому эти эшелоны идут, и по ходу дела принимали решение: этим срочно, а этим пока не смертельно, ещё потерпят.

И вот эти вагоны подгоняют, они стоят на путях. Идут их разгружать ребята, студенты в основном, их на подходе тормозят и объявляют: “Вот вам деньги, валите отсюда, чтобы вас тут близко не было”. И так сплошь и рядом, чтобы только сделать хуже. Потом вагоны отключают от электроэнергии, потому что электровоз не может работать бесконечно.

А там холодильники, в холодильниках рыба, мясо, другие продукты – всё размораживается, тухнет. Потом вагоны загоняют под разгрузку, их открывают и начинается новый концерт: “Привезли тухлятину нас