Читать книгу - "Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры - Егор Станиславович Холмогоров"

Достоверного о расстреле Гумилева известно крайне мало. Георгий Иванов пересказывал слова связанного с чекистами поэта-футуриста С. Боброва: «Знаете, шикарно умер. Я слышал из первых уст. Улыбался, докурил папиросу… Даже на ребят из особого отдела произвел впечатление… Мало кто так умирает».

И тогда повеет ветер странный —

И прольется с неба страшный свет,

Это Млечный Путь расцвел нежданно

Садом ослепительных планет.

Предо мной предстанет, мне неведом,

Путник, скрыв лицо: но всё пойму,

Видя льва, стремящегося следом,

И орла, летящего к нему.

Крикну я… но разве кто поможет, —

Чтоб моя душа не умерла?

Только змеи сбрасывают кожи,

Мы меняем души, не тела.

Поэт былого и грядущего

Гумилёва убивали, конечно, не как человека, связанного с антибольшевистским подпольем. Его уничтожали как единственную и несокрушимую каменную стену на пути превращения русской поэзии в «советскую». Убивали гения, о котором все знали, что в его устах слова «Бог», «Царь», «Россия», «честь», «долг» не побрякивают разменными пятачками, а звенят медными литаврами. И сам Гумилёв это отлично понимал и, хотя мечтал прожить до девяноста, все-таки шел на смерть вполне сознательно.

Не спасешься от доли кровавой,

Что земным предназначила твердь.

Но молчи: несравненное право —

Самому выбирать свою смерть.

Он не напрашивался на расстрел, но и не пытался купить себе жизнь — не выдал никого из своей подпольной пятерки, не умолял о милости. Он знал, что его смерть, гордая и неуступчивая, станет тем камнем на дороге, о который споткнется Красное Колесо и на этом колесе появится крохотная трещинка. Потом ещё одна, ещё одна…

И вот сегодня стихи Гумилёва звучат на школьных утренниках и поэтических вечерах, на патриотических концертах и военных реконструкциях событий Первой мировой войны. Его написанное в 1914 году «Наступление» стало одним из величайших военно-патриотических стихотворений в нашей литературе.

Та страна, что могла быть раем,

Стала логовищем огня,

Мы четвёртый день наступаем,

Мы не ели четыре дня.

Но не надо яства земного

В этот страшный и светлый час,

Оттого что Господне слово

Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели

Ослепительны и легки,

Надо мною рвутся шрапнели,

Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий,

Это медь ударяет в медь,

Я, носитель мысли великой,

Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые

Или воды гневных морей,

Золотое сердце России

Мерно бьется в груди моей.

И так сладко рядить Победу,

Словно девушку, в жемчуга,

Проходя по дымному следу

Отступающего врага.

Гумилёв окажется неожиданно актуальным поэтом, говорящем именно о том, что сегодня важно и интересно русскому человеку, вставшему в рост и расправившему плечи. Престиж Гумилёва как поэта с годами растет всё больше, несмотря на все кривляния и попытки объявить его «второстепенным» поэтом. Именно с ним, а не с безумным «музыкантом революции» Блоком или коррумпированным горлопаном Маяковским хочется ассоциировать себя в русской поэзии Серебряного века.

Гумилёв невероятно важен и, так сказать, для «чистой литературы». Именно его стихи были «черновиком» той «поэзии памяти», поэзии сложных синтетических символов с глубочайшей исторической, культурной и контекстной кодировкой. Всё это вышло из «Заблудившегося трамвая», как из гоголевской шинели.

Но это ещё не предел гумилёвской славы. Поэт мужества и чести стоит на границе не только русского, но вселенского признания. Почти покинувшее Россию, будем надеяться, Красное Колесо, теперь катится, оставляя красные и черные следы по всему миру. Теперь принято стыдиться мужественности. Теперь принято скрывать женскую красоту. Теперь принято оплевывать любое отечество, любую нацию и любой патриотизм. Слово «Бог» теперь так же неполиткорректно, как и слово «негр».

Но всё-таки не все в мире хотят сходить с ума, как не все хотели сходить с ума сто лет назад в России. Я думаю, именно Гумилёву предстоит стать поэтом всемирного сопротивления новому революционному безумию. Поэтом, не принимающим постмодернистского словоблудия и политкорректного двоемыслия, поэтом мужественности, воспевающим женскую красоту, поэтом консерватизма и верности традиции, поэтом любви к нации и веры в Бога.

Поэт веры, чести и мужества, Гумилёв будет ещё одним великим словом, которое России суждено сказать миру.

Есть Бог, есть мир, они живут вовек,

А жизнь людей мгновенна и убога,

Но всё в себе вмещает человек,

Который любит мир и верит в Бога.

Что читать о Николае Гумилёве:

1) Доливо-Добровольский, А. В. Семья Гумилевых. Книга 1. Николай Гумилев. Поэт и воин; Книга 2. Николай Гумилев. Поэт, путешественник и историк. — М.: Фонд «Отечество», 2008;

2) Зобнин, Ю. В. Николай Гумилев. Слово и Дело. — М.: Эксмо, 2016;

3) Н. С. Гумилёв: pro et contra. — С Пб, 1995;

4) Одоевцева, Ирина. На берегах Невы. — М., Художественная литература, 1988;

5) Степанов, Е. Е. Поэт на войне. Николай Гумилев 1914–1918. — М.: Прогресс-Плеяда, 2014.

Александр Шаргей

Лунная петля

Пятидесятилетие высадки американцев на Луну газета «Нью-Йорк Таймс» отметила статьей о космическом приоритете Советского Союза. В то время как Соединенные Штаты отправляли на бесполезную Луну бесполезных белых мужчин, Советы первыми отправили в космос женщину, азиата и африканца. Спасибо вам Фам Туан, Жугдэрдэмидийн Гуррагча и Арнальдо Тамайо Мендес (чернокожий кубинец) за наш запоздалый политкорректный реванш на страницах американской прессы! Реванш, ещё раз подтверждающий, что современная Америка натурально превращается в официальный СССР полувековой давности.

Эта почти анекдотическая ситуация показывает, что полувековой юбилей «маленького шага для человека и огромного для человечества» оказался несколько неудобным для всех. Тогда казалось, что победа американцев в «лунной» гонке открывает новые горизонты для покорения других планет.

Теперь практически всеми признано, что это было начало конца космического энтузиазма. Поставив галочку, обе стороны расслабились — одна с ощущением торжества, другая от горечи разочарования, перетекшего в причитания о «зелёном винограде» — мол только бесчеловечные капиталисты отправляют в такие опасные путешествия живых людей.

Космос начал топтаться на месте — даже у богатейших стран попросту недостаточно ресурсов, чтобы заниматься космической