Читать книгу - "Молодой бог - Henry Stewart"

Джим не дал тебя остановить… Что б ты знал.

Может это и пытался сказать мне Себастьян? Дядя специально провоцировал меня? Взращивал мою злость, питал зверя внутри? У меня было много вопросов. Может сегодня — день, когда я получу на них ответы.

Насмотревшись на своё отражение, я медленно покинул комнату дяди и спустился в сад. Грозовой воздух на секунду вырвал меня из транса, заставив вновь волноваться не пойми почему. Я вернул себе отрешённость и сел на скамейку. Этот сад — ещё один компонент, ещё один библейский образ. Мы часто беседовали здесь. Был ли Джим Змеем, а я Евой или Адамом? Без сомнения. Всё похоже на древний миф, события которого повторяются даже сейчас, в мировых масштабах и бытовых. Именно здесь он склонял меня на свою сторону, предлагая запретное, божественное. Догадался ли он, что соблазном в этой истории выступал одновременно и Змей, и Яблоко? Это была особенность нашей версии «Падения человечества». Человека соблазнило не спелое наливное яблочко, не соблазн нарушить табу, а сам Искуситель, всей своей сущностью. Яблоко — лишь побочный эффект.

Всё довольно тривиально, если подумать. Я слегка усмехнулся. Было таким с самого начала. Наш первый и единственный поцелуй был тривиальным. И эта тривиальность определила моё отношение к человеку, что так походил на бога.

Мои руки с загрубевшими отбитыми костяшками казались ещё бледнее. Мир был нейтральным, ни наполнен тёплым светом, ни занавешен мраком ночи. Что-то мне это напомнило. Только подобное происходило внутри меня. Тогда, когда я замер посреди здания суда, глядя на сообщение от неизвестного номера, отправителя которого я сразу ощутил у своего уха. Он шептал мне обещания и дарил надежду. И я побежал за ним, за Змеем, минуя сад, плевав на Яблоко.

Мне было хорошо. Я сидел на скамейке и не ощущал ни боли, ни времени, ни бытия. У меня не получилось воплотить то, что я намеривался. Я не становился Джимом, я всё глубже познавал себя.

— Он играет на том, что я не знаю себя. — предположил я, снова улыбаясь.

— Ты то себя и не знаешь. — повторил я про себя очередные слова Майкрофта. Бог знает сколько времени назад он это мне сказал, но именно сейчас все эти слова всплывают в памяти. Словно кто-то специально подкидывает их мне, ведя по дорожке мыслей к чему-то, не сказать, что конкретному, но всё же доступному пониманию.

Господи, буквально все вокруг меня знали, кто я, даже та женщина из магазина бутафорного колдовства, но лишь тот, кого я считал самым близким мне человеком, решил использовать моё незнание в собственных целях.

Склонившись над ботинками, я испустил пару вздохов. На душе неожиданно стало паршиво. Мне нужен был совет. Я нуждался в нём как никогда, но именно сейчас спросить было некого. На мой вопрос даже Себастьян не смог бы дать ответ.

Так кто же ты?

Именно сейчас я был невероятно далёк от того, чтобы это понять. Почему? Потому что был невероятно близок к тому, чтобы понять себя. Многое было не ясно, но с ужасом я заключил, что являюсь романтиком. Тем, кто цепляется за каждую нитку, вея из неё целые полотна. Откуда во мне эти сантименты? Здесь мне на ум пришла, конечно же, моя мама и ряд её обожателей, постоянно творящих самую настоящую романтическую ахинею. Элизабет Портер была для таких людей магнитом. Придя к такому заключению, я громко рассмеялся.

— Мой отец. — произнёс в слух я. — Неужели?..

О, какая забавная картина-то вырисовывается! Теперь понятно почему Джим не питал особой приязни в брату. В Адаме тоже был корень «зла». Здесь я распахнул глаза, глядя на своё мутное отражение в стёклах напротив. Может я напоминаю дяде его брата? Такой нерешительный в чёрном бизнесе, цепляющийся за что-то совершенно жалкое по меркам Джима. Брата он не смог удержать, и вот, взялся за меня.

От этой смутной догадки я поднялся на ноги и стал ходить взад-вперёд. Остаётся неясным зачем здесь сексуальный подтекст.

Этот вопрос я адресовал небу. Безответно.

Как оказалось, Джим действительно объявил мне Холодную войну. Операция по старинке, всё аналоговое. Никаких сообщений, звонков, эмэйлов. Никак не дав понять мне, что вернулся, дядя оказался в дверях моей комнаты.

Я ждал его целый день. Пусть я и не смог найти ответ на тот самый вопрос, но я вознамерился показать Джиму, что близок к чему-то большему.

Но когда я увидел его во плоти на пороге своей комнаты, моё тело меня подвело: как по команде меня начало тошнить и появилась слабость. Я сглотнул комок в горле и, убрав руки за спину, выпрямив спину, произнёс:

— Ты не сделаешь этого.

Джим пересёк порог. Неспешные продуманные движения, отстранённо-изучающий, как у врача над препарированным телом, взгляд. Но стоило мне сделать шаг назад, как он быстро и стремительно стал ко мне приближаться. Ни одного слова. Я приготовился к нападению, но преступник достал платок и сунул его мне прямо в лицо. Едва уловив резкий запах, я понял, что проиграл.

Я не предугадал самый незамысловатый способ совладать со мной. Что ж, не стоит всегда и везде искать хитроумный замысел.

— Нет! Давай поговорим!

Обнаружил я себя в горизонтальном положении. На кровати. О, нет… Желудок скрутило, каждая мышца в ужасе задрожала. Я стал трястись как эпилептик, но Джиму было всё равно. Он уже начал меня трахать. У меня не осталось сил кричать. Я просто лежал, уткнувшись лицом в одеяло, чувствовал, как боль пульсирует в моём заду. Наручники, казалось, стали ещё меньше, или у меня уже опухли кисти. Я вдруг вспомнил про нож под подушкой. Глупо, всё равно мне его не вытянуть… руки то за спиной…

Ритм толчков отражался в моей голове, и моё сознание зависло, слушая его. Боль дошла до такого пика, что всё онемело. Я просто лежал и ощущал одновременно всё и ничего. Руки Джима на моей талии, тело не двигается, хотя холод от пальцев я чувствую.

Раздался странный звук. Я не понял, что это. Какой-то щелчок. Джим почему-то остановился.

Но вот мою поясницу пробила новая боль. Яркая и свежая боль. Холодное, нет, ледяное лезвие резало мою плоть где-то внизу спины. Я заорал. Мне пришлось закусить одеяло, иначе я откусил бы свой язык. Медленные движения, тонкие разрезы, кровь стекает по бокам. Мои пальцы на руках настолько сильно напряжены, что неосторожным движением