Читать книгу - "Центурионы - Жан Лартеги"

— Улица Де-ля-Бомб, двадцать два.

— Я знаю, что такая девушка, как вы, никак не может быть замешана во всех этих взрывах и терроризме, с кучей фанатиков, сутенёров и наркоманов.

— Само собой, потому что такой человек, как вы, майор де Глатиньи, не может себе представить, что можно использовать нож или бомбу.

— В 1943 году, в Савойе, я ножом убил полковника гестапо в его же постели. Это был неприятный опыт, но я это сделал. Женщины не должны участвовать в войне.

— А как же Жанна Д'Арк? Если бы она знала о бомбах, то использовала бы их против англичан.

Айша казалась майору прекраснее чем когда-либо, даже соблазнительнее, чем при первой встрече: сочный плод, который хотелось разрезать, чтобы утолить жажду. Он не мог отвести глаз от её юных грудей, которые едва не разрывали корсаж. Он вспомнил мягкость её кожи.

Де Глатиньи поднялся, подошёл к девушке, сел рядом на койку и взял за руку — он чувствовал, что горит.

— Айша, будьте благоразумны, давайте побыстрее с этим закончим. По крайней мере назовите своё имя — наша работа и так достаточно неприятна.

— Тогда почему бы вам не оставить нас в покое и не отправиться домой?

— Это тоже наш дом, в такой же степени, как и ваш. Если хотите, мы могли бы поужинать вместе сегодня вечером и забыть обо всех этих неприятностях. Итак, ваше имя и адрес.

— Капитан Буафёрас хотел выяснить, знаю ли я Си Миллиаля, и для этого стал бы меня пытать. А вы хотите переспать со мной, чтобы потом спросить, знаю ли я Си Миллиаля. Допрос на подушке… прекрасно известный полицейский метод!

От гнева кровь прилила к щекам де Глатиньи.

— Я военный, а не полицейский. Я женат, я католик и верен своей жене. Я только хочу вытащить вас из этой передряги, в которую вы угодили из-за легкомыслия и глупой гордости.

— Я живу у подруги, европейки Кристины Белленже, преподавательницы в Университете города Алжир. Вы можете позвонить ей, если хотите.

Де Глатиньи поднялся на ноги. Он побелел как полотно.

— Прошлой ночью у Кристины Белленже мы арестовали Си Миллиаля. Он дал бы адрес этого убежища только кому-то совершенно надёжному и близкому.

Вошёл Буафёрас.

— Юсеф Нож сразу всё выложил, — сказал он, — давняя его привычка. Он всего лишь мелкая сошка, а вот она — нет. Твоя маленькая подружка, Глатиньи, — одна из главных организаторов терроризма в городе Алжир. Я думаю, тебе стоит вернуть её мне — дело становится серьёзным, она наверняка должна знать где находятся склады бомб и мастерские. Ты можешь запачкать руки, но мои уже запачканы…

Айшу переполнял страх всякий раз, когда капитан со скрипучим голосом приближался к ней. Он пугал её даже больше, чем Юсеф — тот хотел всего лишь переспать с ней, но у Буафёраса, Айша чувствовала это, она не вызывала ничего, кроме чисто профессионального интереса.

С мольбой в глазах она повернулась к майору:

— Нет, я останусь с вами!

— Буафёрас, — сказал майор, — я вёл себя как дурак. Думаю, будет лучше, если ты заберёшь её у меня.

Айша рассвирепела:

— Майор де Глатиньи перекладывает грязную работу, которую не решается делать сам, на других, но всё равно именно он помог мне донести сумку и провёл через контрольные посты.

Тут она поняла, но слишком поздно, что зашла слишком далеко.

— Что у тебя было в той сумке? — бесцветным голосом спросил майор.

Он дважды хлестнул её по лицу и повторил вопрос:

— Что у тебя было в той сумке?

— Детонаторы.

Буафёрас саркастически хмыкнул:

— Я вижу, ты прекрасно справляешься. Оставлю её тебе.

Он зашагал прочь, слегка поводя плечами. Де Глатиньи почувствовал, что начинает ненавидеть его за этот смешок.

Айша, сжавшись на койке, плакала. Ярость смешивалась со странным чувством бессилия, тем же самым, которое она испытала, когда Юсеф обнял её в доме на улице Де-ля-Бомб до того, как вмешался Амар.

Она искоса взглянула на майора, который откинулся на спинку стула — она ненавидела его так, как никакого другого мужчину прежде, и надеялась, что он снова ударит её, что перестанет быть той марионеткой с бескровным лицом, механическими жестами и бесцветным голосом, который произносил:

— Продолжим. Для кого предназначались детонаторы?

Она оскорбила его сначала на французском, затем на арабском, а поскольку он по-прежнему никак не реагировал, вскочила на ноги, подошла и плюнула ему в лицо.

Он ударил её снова, и его золотое кольцо с печаткой оцарапало ей щёку. Она вцепилась в него ногтями, и они вместе повалились на узкую кровать.

Впервые де Глатиньи ощутил ярость желания — бушующий поток, который сметал его убеждения, честь и веру, как плавучую падаль.

Девушка продолжала сопротивляться, но всё слабее и слабее. Он впился в её пылающие губы, поцеловал в щёку, измазанную кровью и слезами. Сжал её вздымающиеся груди, а её бёдра теперь раскрывались ему навстречу.

Айша звонко вскрикнула и неуклюже ответила на его поцелуи.

— Я люблю тебя и в то же время ненавижу, — сказала она чуть позже. — Ты изнасиловал меня, и я отдалась тебе. Ты мой повелитель, и я убью тебя. Ты сделал мне ужасно больно, и я хочу, чтобы ты начал всё сначала.

— Мне нужно идти, — сказал он. — Я скоро вернусь.

— Не уходи. Я расскажу тебе всё, что знаю, абсолютно всё — и где находится склад бомб и адрес Кхаддера-Позвонка, который делает их.

— Я вернусь, как только смогу.

— Не уходи. Временный склад есть на улице Де-ля-Бомб. За шкафом…

— Нарисуй мне план.

Полуголая, она поднялась и сделала грубый набросок склада на чистом листе бумаги.

Он овладел ей снова, в мешанине разорванной одежды, крови и слёз, и, к своему ужасу, услышал, как сам говорит, что любит её.

Именно тогда она назвала ему своё имя: Айша бен Махмуди бен Тлетла, дочь Каида Тлетлы, бывшего подполковника французской армии, сестра капитана Махмуди, который был взят в плен Вьетминем в Индокитае. И это брат купил ей часы, вернувшись из Индокитая.

Де Глатиньи вернулся в «классную комнату». Он бросил на стол Буафёраса набросок места склада бомб.

— Пошли туда нескольких человек. Бомбы там.

— Что нам делать с девушкой?

— Айша никогда сама не устанавливала бомбы, и она сестра Махмуди.

— Давно ты это знаешь?

— Нет, я узнал только что, но свою работу уже сделал.

— А если бы знал, тогда что?

— Ничего бы не изменилось. Не