Читать книгу - "De Personae / О Личностях. Том I - Андрей Ильич Фурсов"

удавалось достичь. Велись переговоры и с Соединёнными Штатами, которым пришлось встретить противодействие многих сил, в том числе и со стороны американских профсоюзов. Была развязана ожесточённая кампания против советского правительства, при поддержке церковных и контрреволюционных кругов, обвиняющих Советы в разжигании мировой революции.

Мы нанесли визит графу Брокдорфу–Рантцау. Посол был очень любезен. Но когда я заговорил о Франции, лицо его изменилось. Я рассказал ему, что в банковских и промышленных кругах Франции растёт интерес к сотрудничеству с Германией, что оно уже не за горами в связи с начавшейся выплатой в счёт репараций. Посол вдруг поднялся со своего места, сжал кулаки и тяжело опустил их на стол. «Никогда, никогда, — прошипел он. — Мы возьмём реванш!» Я был потрясён. Он показал всю силу озлобленности и жажды мести. Такова была плодородная почва для будущих деяний Гитлера.

В Ленинграде мы проводили время со шведским консулом Эйнаром Иттербергом и его женой, русской красавицей–аристократкой. В городе обнаружилось скопление антиквариата, и мы воспользовались удобным случаем. Для нашего нового жилища во Франции мы купили множество прекрасных антикварных вещей: хрустальные и бронзовые люстры восемнадцатого века, старинные ковры, мебель.

* * *

Мне говорили, что если я женюсь на фрёкен Кугельман, то одновременно я женюсь на всех её подружках. Шесть девушек, подружившиеся ещё в детстве во время учебы во Французской школе, были неразлучны. Их звали: Соня Вестерстоль, Тони Романдер, Лиза Свенссон, Тайра Ларсон, Лалла Ольфельдт и Карин Линдберг.

Подруги моей жены, так называемые девочки, давно задумывали какой–нибудь сюрприз к нашему возвращению в Стокгольм и переезду в новый дом на Норртулльсгатан, 3. Наконец они решились обставить одну из комнат в восточном стиле. Полагаю, эта идея принадлежала Карин Линдберг, самой воодушевлённой из их компании.

С самого начала Соня Всстерстоль и Карин Линдберг втянули меня в процесс подготовки и на целый месяц приехали в Париж для закупки всего необходимого. Моя жена была очень рада их приезду, но даже и не подозревала, чем они всё время были так серьёзно заняты.

Когда мы вернулись из свадебной поездки, сюрприз ещё не был готов. Но когда шумные работы все–таки закончились, результат превзошёл все ожидания: подруги преобразились в женщин из гарема. Соня Вестерстоль написала книгу стихов, повествующих о моментах жизни моей жены с иллюстрациями в стиле старых персидских миниатюр. Стихи зачитывала Карин Линдберг, а затем каждая вручила свой подарок.

Восторг и радость моей жены невозможно описать словами. Постановка и режиссура подруг превзошла сам Голливуд.

Мы переезжаем в Париж

В новом 1927 году мы окончательно переехали во Францию. Было жалко оставлять жилище на Норртулльсгатан, с которым так много было связано, и которым я владел в течение 12 лет. В то же время нам хотелось иметь свой дом и в Швеции, и мы оставили за нами виллу в Сальтшёбадене.

В Буа дю Роше шёл ремонт. В Париже мы сняли третий этаж старинного дома на улице Фобур Сент–Оноре. Квартира была маленькой, но я радовался и этому, так как в городе сильно не хватало жилья. Дом принадлежал торговцу антиквариатом Золотницкому, клиентом которого я был. На третьем этаже этого дома жил наш сторож.

Со времён революции сторожа стали играть важную роль в общественной жизни Франции. Они буквально хранили судьбы людей в своих руках. Они скрывали или выдавали тех, чьих табличек с именами не было на дверях квартир. И по сей день полиция, разведывательные отделы и налоговая используют сторожей в качестве своих агентов. Сторожа оказывали такое сильное влияние на жизнь постояльцев, что некоторым приходилось переезжать, а некоторым стараться сохранить квартиру только ради хорошего сторожа. Как я узнал от нашего сторожа, разведывательное управление интересовалось и моей платёжеспособностью.

Будучи приезжим, я считал, что у меня есть некоторые обязанности. Французы больше были возмущены наплывом американцев и считали их виновниками роста цен. Для тех, у кого были доллары, повышение цен не играло никакой роли, но французы, чьи доходы поступали в франках, сильно пострадали.

Я не рассчитывал заниматься новыми строительными проектами и перестройкой чего–либо с целью улучшения ситуации на рынке жилья во Франции, но живя в этой стране, я знал, что обязан принести какую–то пользу, а не вести паразитический образ жизни. Этому принципу я следовал всегда. Когда франк падал, я скупал франки.

Я купил замок, расположенный в восьми километрах от города Компьен, в месте, где росли самые большие леса во всей Франции. Замок когда–то принадлежал месье де Вал Руайе, министру юстиции при Наполеоне III, одному из богатейших людей Франции. Я купил его из–за прекрасного чистого лесного воздуха, и мы задумали расположить там санаторий или больницу для шведской колонии. Колония, однако, отклонила наше предложение.

Неподалёку находилась маленькая деревенька Ла–Бревье, построенная ещё в Средних веках. Жители деревни в основном занимались рубкой леса и охотой. Для замка я построил электростанцию и предложил жителям деревни также провести свет. Но все они в один голос отказались, так как были довольны своими старыми керосиновыми лампами. Но через несколько лет муниципальные власти проложили через деревню электрический кабель, и большинство всё–таки поддалось искушению принять новое чудо в своих домах.

Старый повар, служивший у министра юстиций, и все эти годы охранявший замок, рассказал, что во время Первой мировой войны немцы разместили ставку главнокомандующего в замке. В саду в одном из деревьев до сих пор находилась застрявшая неразорвавшаяся граната, и нам пришлось вызывать экспертов из гарнизона в Компьене для её извлечения.

В Париже я также купил недвижимость на улице Казимир–Перьер. Недвижимость состояла из пятиэтажного дома, здания конюшни и частного отеля во дворе. Конюшню снесли и на её месте построили восьмиэтажный дом, а над пятиэтажным домом надстроили ещё четыре этажа. Руководство строительством я передал архитектору Аренду Бьерке, известному своим отличным вкусом.

* * *

В шведском посольстве в Париже я познакомился с послом графом Альбертом Эренсвэрдом, советником посольства Лагербергом и торговым представителем Свеном Бергиусом. Я не был знаком с Эренсвэрдом лично, но я знал о его свободных политических взглядах и о его содействии художникам в Париже, от чего испытывал к нему большую симпатию.

Со Свеном Бергиусом мы сразу подружились. Он рассказал, что впервые увидел меня в «Новом банке», куда он явился в качестве доверенного лица «Экспортного объединения Стокгольма» для продления контракта об аренде помещений. Его предупредили, что со мной трудно иметь дело. Предстояла нелёгкая встреча. Оказывается, я, выслушав его, сказал только: «Составьте контракт, я подпишу его».

В первый же год пребывания в Буа дю Роше