Читать книгу - "Железная стена. Израиль и арабский мир - Avi Shlaim"

На следующий день Бегину сообщили, что радио Аммана объявило о том, что Израиль направил самолеты для атаки жизненно важных объектов в Ираке. На месте Бегин решил выступить с заявлением, в котором объяснялись причины, побудившие правительство отдать приказ об атаке. Последнее предложение гласило: "Мы ни в коем случае не позволим врагу создать оружие массового поражения против народа Израиля". Это была "Доктрина Бегина". Из нее следовало, что уничтожение Таммуза было не исключительной мерой, а частью общей политики, направленной на предотвращение создания ядерного оружия любой арабской страной. Она также намекала на намерение Бегина сохранить ядерную монополию Израиля на вечные времена.

Атака на иракский реактор была встречена осуждением со стороны многих стран, в том числе и США. Президент Рейган приостановил поставку самолетов Израилю и объявил, что рассматривает возможность введения дополнительных санкций. В ответ Бегин обратился к Рейгану с личным письмом, изобилующим ссылками на Холокост: "Во время Холокоста полтора миллиона детей были отравлены газом "Циклон". Теперь детей Израиля собираются отравить радиоактивностью. Два года мы жили в тени опасности, которую надвигалась на Израиль от ядерного реактора в Ираке. Это был бы новый Холокост. Он был предотвращен благодаря героизму наших летчиков, которым мы многим обязаны."

Бегин направил Садату еще одно письмо, оправдывающее действия Израиля, но Садат не смог успокоиться. Его встреча на высшем уровне с израильским премьером за три дня до нападения выставила его в глазах арабов соучастником преступного акта. Письмо Бегина было передано Садату израильским послом Моше Сассоном. Садат принял Сассона, свободно владевшего арабским языком, в 11 часов утра 10 июня в доме отдыха "Мамура" в Александрии, в саду с видом на Средиземное море. Для израильского посла это была самая напряженная и драматичная встреча за всю его дипломатическую карьеру. Садат очень медленно прочитал письмо Бегина. Наступило долгое молчание. Садат раскурил трубку и, казалось, погрузился в глубокую задумчивость. Затем он встал и начал расхаживать взад-вперед по лужайке, как лев в клетке. Когда он наконец прервал молчание, то сказал, что для него важнее всего мирный процесс в регионе и что израильская атака на иракский ядерный реактор отбросила историю назад, к тому моменту, который предшествовал его мирной инициативе. Его целью было разрушить психологический барьер и помочь Израилю приобрести имидж страны, с которой арабы могли бы жить в мире. Теперь же Израиль предстал в своем старом, высокомерном образе непобедимой державы, державы с длинной рукой, способной добраться до самых отдаленных уголков арабского мира. "И снова, - говорил Садат, - мы сталкиваемся с тем же Израилем, который совершенно не замечает того, что происходит в арабском мире, и того, что арабский мир думает о нем".

Сасон вздохнул с облегчением, когда Садат попросил его передать Бегину, что он сам будет упорно держаться за то, что осталось от мирного процесса. Затем Садат остановился и, словно обращаясь непосредственно к Бегину, сказал: "Аллах ясмахак, йа Менахем!", что означает "Да простит тебя Бог, о Менахем!". Он повторил эту фразу несколько раз, покачивая при этом головой. Садат объяснил израильскому послу, что он неоднократно говорил Бегину: "Менахем, сохрани дружбу Египта. Египетский народ всегда поддержит тебя, если ты сохранишь эту дружбу". . . . Если вы завоюете дружбу египетского народа, то со временем добьетесь и понимания арабского мира. Египетский народ - благородный и добродушный народ, и если он дарит кому-то свою дружбу, то не отказывается от нее, пока не случится что-то ужасное". Садат посетовал на то, что атака на иракский реактор дала Советскому Союзу и Сирии оружие против Египта и мирного процесса. Личный удар был тяжелым, заключил он, но более серьезным был удар по мирному процессу.

Бегин недооценил политическое и психологическое воздействие, которое израильская военная операция могла оказать на арабский мир. Он был настолько одержим идеей безопасности Израиля, что арабские интересы практически не учитывались в его расчетах. Его решимость уничтожить иракский реактор была продиктована не предвыборными соображениями, как утверждали его критики, а искренней убежденностью в том, что Израилю угрожает смертельная опасность. Однако после успешного проведения операции "Вавилон" он постарался извлечь из нее все электоральные преимущества. Он перешел в наступление на лидеров Альянса и заявил, что не его решение, а их критика были продиктованы предвыборными соображениями. 7 Он даже пошел на беспрецедентный шаг - опубликовал текст строго конфиденциального письма Переса к нему. Он хотел донести до общественности, что у него хватило мужества нанести этот удар по далеким врагам Израиля, а претендент на премьерское кресло пытался его отговорить. Операция пользовалась огромной популярностью у израильской общественности, и Бегин и его коллеги получили за нее немалую долю благодарности.

Бомбардировка иракского реактора склонила чашу весов в пользу Ликуда на выборах 30 июня 1981 года. За три месяца до выборов победа Переса казалась несомненной. По опросам общественного мнения, "Альянс" имел 25-процентное преимущество над "Ликудом". На самих выборах обе партии набрали примерно равное количество голосов. Ликуд получил 48 мест в Кнессете, тогда как Альянс - 47. Альянс увеличил свое представительство с 33 до 47 мест, но его традиционные союзники оказались в плохом положении, а Демократическое движение за перемены и Независимые либералы вообще исчезли с политической карты. Как лидер крупнейшей партии, Бегин был приглашен президентом Ицхаком Навоном для формирования нового правительства. Сформированное им коалиционное правительство получило поддержку 61 депутата Кнессета: 48 - от Ликуда, 6 - от Национально-религиозной партии, 4 - от Агудат Исраэль и 3 - от Тами, религиозной партии, опирающейся в основном на общину североафриканских евреев. Впервые в истории Израиля вся коалиция была сформирована исключительно из представителей правой части политического спектра. Численно это было слабое правительство с ничтожным большинством. Но то, чего ему не хватало в численном отношении, оно с лихвой компенсировало политической сплоченностью и идеологическим рвением.

Состав правительства также отражал смещение политического центра тяжести вправо. В