Читать книгу - "Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - Валентин Павлович Свенцицкий"

– Не дури! Сначала старшую отдают – потом младшую.

Златорунов вздохнул и поник головой.

– Скоро пристань, собирайся, – сказала ему Гликерия Антоновна и стала собирать со стола.

* * *

В селе Крутояр в маленьком доме псаломщика ждали Гликерию Антоновну к вечеру. Все дочери знали, зачем она поехала в город, и только не знали: сейчас она привезёт будущего мужа Лизаньки или приедет одна, а тот после.

Лизанька и следующая по старшинству сестра Настя сидели у окна и разговаривали.

Обе они совершенно не походили на мать.

У Лизаньки были мягкие золотистые волосы, тихие голубые глаза, и когда она улыбалась, лицо казалось совсем детским.

Настя, напротив, была смуглая, с яркими белыми зубами, высокая, полная, смешливая.

– Скоро твоего красавца привезут, – смеялась Настя.

– Очень мне нужен он!

– А что? Разве не надоела маменька?

– Маменька тут же останется.

– Всё с мужем лучше.

– Не хочу я, – грустно сказала Лизанька.

– А ты брось робеть-то.

– Да я не робею – а не хочу…

– Какой он будет? Чёрный, наверное. Я бы чёрного хотела. А ты?

Лизанька улыбнулась:

– Всё равно. Я и не думаю об нём вовсе. Привезут, и ладно.

– А ты думай.

– Не думается.

– Тебя выдадут – за мной очередь. У! Я долго разговаривать не стану: сама найду.

– Где найдёшь-то?

– Я уж всё обдумала.

– Ну! – удивилась Лизанька.

– Ей-богу. Летом отпрошусь в город с о. Василием и найду.

– Где же найдёшь-то?

Настя рукой махнула:

– Где хочешь найду!

– Глупости говоришь. Надо самовар ставить. Скоро маменька.

– Я сейчас, – спохватилась Настя и быстро убежала в кухню.

Лизанька высунулась в окно, посмотрела в даль улицы – не видно ли. Нет, не едут ещё. По улице только что прогнали стадо, и пыль тёмной, тяжёлой полосой колышется в воздухе. В соседнем саду яблони цветут – теперь на закате цветы кажутся тёмно-розовы ми. Скворцы поют. У о. Василия играют на фисгармонии.

Лизанька не думает о женихе, но ей грустно и страшно чего-то сегодня целый день. Она уже давно знает, что её выдадут замуж за псаломщика, которого назначат вместо отца и который должен будет кормить их семью. И она вовсе не противится этому. Раз так надо – как же быть-то? Но почему-то, когда сегодня утром купались и Настя разделась раньше её, бросилась в реку и со смехом стала брызгаться холодной водой, и Лизанька, чтобы не так было холодно, скорей сама сошла в свежую, весеннюю воду, только сверху нагретую солнцем, доплыла до Насти, но вдруг почувствовала, что хочется ей плакать, и, чтобы скрыть слёзы, быстро поплыла к берегу и, дрожа мелкою дрожью, начала одеваться.

– Ты что? – кричала Настя. – Разве холодно?

Но Лизанька не могла выговорить ни слова – притворилась, что не слышит.

И весь день так.

Увидит, как чёрно-стальные скворцы, блестя на солнце, расхаживают по молодой траве, как яблони распускаются, посмотрит на небо, на ярко-белые, пушистые облака – и плакать ей хочется, и на глазах у неё слёзы.

«Какая я глупая, – думает Лизанька, – расстраиваюсь, сама не знаю, из-за чего. Если бы не Настя – целый день ревела бы. Вот опять она бежит из кухни – с ней лучше».

Настя заглядывает ей в глаза и говорит:

– Нюни разводишь? А сейчас Зинка прибегала, на лодке ехать звала – поедем?

– Да я не знаю… Как бы маменька не приехала?..

– Куда же она денется – мимо не проедет!

– Забранится.

– А ты, как я, – как она бранится, уши затыкай!

Но в это время у крыльца послышался стук колёс. Настя высунулась в окно и крикнула:

– Приехали!

Схватила Лизаньку за руку и потащила за собой.

Гликерия Антоновна слезла с телеги. Златорунов поднял узел и пошёл за ней в дом.

В первой светлой комнате, которая была и спальной, и гостиной, и столовой, их уже дожидались Лизанька и Настя. Первая взошла Гликерия Антоновна, за ней жених, согнувшись в дверях, чтобы не задеть головой косяк.

Он остановился с узлом и белесоватыми глазами посмотрел сначала на Настю, потом на Лизаньку.

– Вот невеста, – ткнула пальцем на дочь Гликерия Антоновна, – клади узел-то.

Златорунов положил узел и протянул Лизаньке красную, потную руку. Лизанька подала ему свою, концами холодных пальцев пожала его руку и, быстро повернувшись, убежала из комнаты.

Златорунов бледно улыбнулся ей вслед широкими губами и сказал:

– Не похожа…

– Как не похожа? – подхватила Настя, готовая прыснуть.

– На маменьку не похожа! – улыбнулся он ещё шире.

Настя фыркнула и побежала вслед за сестрой.

Лизанька лежала в своей комнате, уткнувшись в подушку, и плакала, вздрагивая всем телом.

– Лизанька, что ты, голубчик ты мой! – припала к ней Настенька.

– Не хочу я, не хочу я… – глухо, сквозь слёзы, точно отбивалась от кого-то Лизанька.

Вошла Гликерия Антоновна.

– Что она?

– Плачет, – тихо сказала Настя.

– Как кончит, пусть чаем идёт поить.

И, круто повернувшись, Гликерия Антоновна особенно чётко защёлкала каблуками.

Настя обняла Лизаньку, прижалась щекой к её мягким, пушистым волосам и с удивлением почувствовала на глазах своих слёзы: она плакала в первый раз…

Шутка лейтенанта Гейера

Старая Бронка спросила Зосю:

– А ты как же? Разве не больно боишься немецкой банды, что вздумала остаться?

Зося вздохнула и ответила:

– Куда ж идти? Дети маленькие… В дому ничего нет. Пусть будет что будет…

Зося вдова. У неё двое детей – Ян и Маруся. Старшему, Яну, пятый год. Марусе только что исполнилось два.

Зося живёт плохо. Изба её, на самом краю села, самая бедная. Единственное богатство – две большие породистые коровы. Одну зовут Галей, другую – Ганей. Эти коровы достались ей по наследству от мужа. Она продаёт молоко. Кормит молоком детей. И сама ничего, кроме молока и хлеба, не ест.

Когда обозы бежавших из села жителей проходили мимо её избы, она с детьми стояла у ворот: Ян держался за юбку, а Маруся была на руках.

– Идём с нами, Зося, – позвал кто-то.

Она покачала головой.

– А что?

Зося ничего не ответила. Тот же голос крикнул:

– Смотри, съедят твоих коров немцы!

Слова эти произвели самое неожиданное действие.

Она рванулась с места. Равнодушное, безжизненное лицо перекосилось. И, таща за собой непоспевавшего Яна, она бросилась догонять возы, с которых ей послышался голос…

Шум, толкотня, скрип телег, лязг какой-то жестяной посуды и неистовый плач детей совершенно сбили её с толку. Она остановилась.

…Кто же мог сказать это?.. Столько народу! Разве узнаешь?.. И зачем она побежала? Спросить? Да разве сами-то они что-нибудь знают?.. Где это видано, чтобы чужой