Читать книгу - "Набег язычества на рубеже веков - Сергей Борисович Бураго"

стиха. Но опять: симметрия строфы разрушается ее последней строкой, единственной в первых двух строфах, которая лишена внутренней жесткой рифмы. Она прихотливо меняет метр строфы и неожиданно рифмуется со следующей строфой. Оказывается, однако, что эта «стихийная» рифма – важное связующее звено следующих двух строк с остальным текстом песни:

Мчится мгновенный век,

Снится блаженный брег!

Метрически – это сочетание хорея и ямба:

/_ _ / _ /

/_ _ / _ /

Как видим, размер этих стихов также перекликается с размером следующих строф, но отсутствие здесь всякой живописной образности, полный «аниконизм» стиха оставляет нас наедине с мощной музыкальной энергией, напором, не допускающим даже «описательной» плавности амфибрахия последующих строк. Сквозная рифмовка всех без исключения слов, обилие сонорных, интонация восклицания, семантическая насыщенность, – все это ставит строфу в исключительное положение, значение которого открывается в контексте звучания всей песни Гаэтана.

Метрический анализ лейтмотива драмы «Роза и Крест»142 раскрывает закономерность звуковой организации поэтической речи с точки зрения чередования ударных и безударных слогов. Эта закономерность приводит нас к некоторым выводам: 1) практически полное отсутствие облегченных или утяжеленных стоп проявляет необыкновенную четкость музыкальной организации стиха; 2) сочетание хорея, амфибрахия и ямба рождает ощущение равноударности начала, развития и конца каждого двустишия, что соответствует и синтаксической организации речи (предложению), так проявляется чувство законченности и высшей объективности лексической семантики текста; 3) строгая метрическая организация стиха не исключает элемента стихийности, который неизбежно разрушает намечающуюся симметрию (т. е. выражение геометрически-пространственной статики) и – в диалектическом единстве с этой строгой организованностью – обращает читателя к глубокому ощущению гармонии как динамической сущности отраженного в поэзии мира. Забегая вперед, заметим, что это разрушение симметрии и постулирование гармонического начала мира составляет также основу «Двенадцати» Блока, что проявляется и на строфическом, и на композиционном уровнях произведения.

Словом, метрический рисунок песни Гаэтана в полной мере содержателен: в нем отразилась строгая гармония мира. Именно метр вполне соответствует синтаксису стихотворения и соединяет попарно смежные строки, тогда как перекрестная рифма не позволяет тексту распасться на двустишия и формирует четырехстрочную или пятистрочную строфу.

И все же, касаясь исключительно чередования ударных и безударных слогов, метр выражает лишь одну грань музыкальности стиха: он ничего не может сказать о реальной звуковой наполненности поэзии, о полнозвучности человеческого голоса, без которого, как говорил Р. Вагнер, «мы не знали бы ни фортепиано, ни литературной драмы». Обратимся к мелодии стиха: соответствует ли ее динамика тому, что отразилось в метрической организации произведения?

Приводим графическую запись мелодии, как обычно, одновременно в масштабе строки (черная линия) и в масштабе строфы (точечная линия); напомним, что черная жирная линия – это идеальный средний уровень звучности всего стихотворения, который является для нас необходимой точкой отсчета при анализе мелодии стиха. См. график № 9.

Не правда ли, интересен ритм перепада звучности в стихотворении? Как и ритм ударности гласного, который выражается в метрике, ритм движения нашей кривой, конечно, является смыслообразующим началом в поэзии. И то сопоставление строк по принципу их полнозвучности, которое нас в этой работе интересует, есть не что иное, как раскрытие смысловой значимости мелодического ритма.

Самого высокого звучания достигает строка «Ревет ураган» (5,45): она звучит на едином порыве, как будто и нет здесь согласных, даже глухой взрывной «т» растворяется в этой общей гласности звучания. Блоковский «ветер», пронизывающий и лирику, позже и «Двенадцать», «ветер», пробудивший в «Песне Судьбы» Германа, – в драме «Роза и Крест» оказался «ураганом», который прямо связан с динамичной сущностью мира. На это указывает вторая строфа песни Гаэтана:

Мчится мгновенный век,

Снится блаженный брег!

Здесь в самом деле речь идет о вневременной и внепространственной сущности мира: тождество столетия и мига выводит нас за грань привычного однонаправленного времени, остается только движение вне времени, реальность которого обусловлена, конечно, не формально-логически, а музыкально, звучанием стиха. Вневременность выводит нас, естественно, и за грань пространства: «блаженный брег» – не брег реки, к тому же он «снится», т. е. видится в том состоянии, когда механическое время менее всего подчиняет себе человека. Словом, здесь – сама сущность мира, и она – прекрасна.

То исключительное положение, которое занимает эта строфа с точки зрения метра, аллитерации и рифмы, не менее ярко выражено динамикой звучания поэтической речи. Если среди отдельных строк наибольшей звучности достигает «Ревет ураган» (5,45), то это объяснимо тем, что в отдельном стихе скорее отразится непосредственность эмоционального порыва. В строфе, напротив, полнее проявится законченность поэтической мысли, а среди всех остальных строф «Мчится мгновенный век, Снится блаженный брег!» – отличается наибольшей для этого стихотворения гласностью звучания: 5,25.

И после этого напряжения и подъема – сразу переход к непонятному, таинственному, к древней мифической теме зарождения судеб людей и мира. Третья строфа звучит завороженнее, глуше, как и сама «жужжащая» песня прялки, на которой «прядутся» судьбы: «В темных расселинах ночи» должно быть тихо. Уровень звучности строфы – один из самых низких: 4,79.

График № 9

Но следующая строфа, знаменующая собой появление человека («рыцаря») со своей судьбой и в окружении «заката» и «звездных ночей», – чуть выше средней, т. е. самой характерной звучности всего стихотворения: здесь главная тема произведения – человек и мир. И этому прекрасному трагическому миру, звучащему у Блока (как и в его поэме «Соловьиный сад») в шуме поющего океана, отвечает высокий трагизм человеческой жизни: «Сердцу закон непреложный – // Радость-Страданье одно!». Средняя звучность обеих строк – (5,00 + 4,95): 2 = 4,98 абсолютно совпадает со средней звучностью строфы (4,98), которая сама всего на 0,02 единицы звучности отстоит от идеального среднего уровня всей песни. Что же касается строки, включающей в себя центральный символ и стихотворения, и всей драмы – «Радость-Страданье одно!» – то она и вовсе практически совпадет со средним уровнем звучности всей песни Гаэтана (4,95 против 4,96). Отсюда вывод: одновременно и в масштабе строки, и в масштабе строфы, и в звучании, и по смыслу эти слова выражают главную мысль произведения.

Мысль же эта решительно лишена всякого пессимизма; напротив: «Мира восторг беспредельный // Сердцу певучему дан». Здесь художественно воплотилось глубочайшее и романтическое в своей основе убеждение Блока в том, что в противоположность «оптимизму» и «пессимизму» именно «трагическое миросозерцание… одно способно дать ключ к пониманию сложности мира»143. Все это развито в первой, четвертой, пятой, шестой, седьмой и девятой строфах стихотворения, объединенных не только тематически, но и почти одинаковым – наиболее характерным для всего