Читать книгу - "История Израиля. Том 3 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1978-2005 - Говард Морли Сакер"

обязательств и правил административного управления”, Аннан отреагировал на это послание с нескрываемой тревогой и замешательством. Аналогичной была и реакция Джорджа У. Буша. В ходе своей пресс-конференции, устроенной им два дня спустя, президент США, в сущности, напрямую обвинил правительство Франции, “наших друзей и союзников”, в том, что они отказались от своего формального и официального обещания. Между тем Марк Маллок Браун, заместитель Генерального секретаря ООН, начал срочные переговоры с правительствами других стран, но немногие откликнувшиеся — Испания, Малайзия, Непал, Турция — также готовы были послать в состав ЮНИФИЛ всего лишь по несколько сот человек.

Наконец, Эгуду Ольмерту, Кофи Аннану и Джорджу У. Бушу удалось получить согласие правительства Италии на участие в ЮНИФИЛ-II 3 тыс. итальянских военнослужащих. Италия в это тревожное время стала председателем ЕС, и новое коалиционное правительство премьер-министра Романо Проди[168] сочло участие в ооновских структурах хорошей возможностью для укрепления авторитета страны. Был проведен общенациональный опрос общественного мнения, и итальянцы в массе своей поддержали эту идею. В свою очередь, Жак Ширак, обеспокоенный тем, что Италия вознамерилась опередить его страну в регионе, где у Франции существовали исторически сложившиеся интересы, решил поступить, как подобает государственному деятелю. Впрочем, представление французского президента об истинно государственном подходе ограничилось тем, что он предложил послать в Ливан еще тысячу военнослужащих. Правительство Германии также решило взять на себя определенные обязательства и направить в регион пять сторожевых кораблей и около 2 тыс. моряков для патрулирования ливанских прибрежных вод и перехвата оружия, передаваемого морским путем. Как бы то ни было, суммарный контингент ЮНИФИЛ-II, насчитывавший в общей сложности от 6 до 7 тыс. военнослужащих, составил менее половины того, что было предусмотрено Резолюцией Совета Безопасности ООН от 11 августа о прекращении огня. Действительно, ЮНИФИЛ-II был дополнен оговоренными 15 тыс. служащих ливанской регулярной армии, однако этот не блещущий воинской подготовкой контингент был слишком нерешительным и боязливым, чтобы выполнять какие-либо функции, помимо полицейских — по отношению к гражданскому населению.

Но главным недостатком ЮНИФИЛ-II была отнюдь не его недостаточная численность. Проблема заключалась в том, что ооновские миротворцы отказывались выполнять функции, возложенные на них мандатом Совета Безопасности ООН — то есть принимать “действенные” меры по поддержанию мира и для этой цели заниматься разоружением боевиков “Хизбаллы”. Даже если и удавалось перехватывать поставляемые Ираном вооружения (что само по себе было немалой проблемой), все равно имевшиеся у боевиков “Хизбаллы” значительные запасы ракет ближнего и среднего радиуса действия, противотанковых ракет с лазерными системами наведения, противокорабельных ракет и других современных систем вооружений оставались практически нетронутыми. Израильские военные обозреватели, из числа наиболее осведомленных, равно как и политические деятели правой ориентации, давно уже предрекали такое положение дел. Согласно их оценкам, не существовало никаких надежных мер, способных предотвратить образование в южной части Ливана самого настоящего “мини-Ирана”.

Неужели такой и в самом деле должна быть судьба Израиля: непрестанная война и человеческие жертвы?

Затянувшееся бездействие Великих держав

Нет, судьба Израиля не должна быть такой. Ближневосточный квартет давно должен был усвоить уроки, преподанные человечеству конфронтациями прошлых дней. Опыт последнего столетия свидетельствует: лишь в редчайших случаях малые страны, из числа тех, чья новейшая история пропитана кровью и ненавистью, были в состоянии — без помощи извне — заключить мирные договоры или определить свои границы. Если нас интересуют прецеденты, то достаточно назвать целый ряд конгрессов, конференций, созванных и созданных в XIX — начале XX в. Великими державами — в частности, в Вене, Лондоне[169], Париже[170], Берлине[171], где была провозглашена независимость таких — самых разных — стран, как Сербия, Болгария, Румыния и Албания; или Парижскую мирную конференцию 1919–1920 гг., в ходе которой державы-победительницы упорядочили свои отношения с побежденными странами.

Разве смогли бы все эти представители разнородных рас и культур, все эти этнические и религиозные общины самостоятельно уладить свои отношения, договориться о своих суверенитетах или самоуправлении, о своих границах, урегулировать свои финансовые претензии друг к другу? Невозможно даже представить, чтобы эти новички в политике, чье сознание отягчено многовековой культурной и межнациональной ненавистью, смогли бы сами по себе договориться со своими соседями. Такого рода дипломатические переговоры между ними были бы в лучшем случае бесплодными, а в худшем — привели бы к новым вспышкам вражды. Достаточно вспомнить события недавней истории, когда президент Египта Анвар Садат и вновь избранный президент Ливана Башир Жмайель по собственной инициативе вступили в двусторонние контакты с Израилем — и оба заплатили за это своими жизнями, а их мирные инициативы оказались взрывоопасными и непрочными. Только после Войны в Персидском заливе и конференции, проведенной по инициативе США и СССР в Мадриде (и ее продолжения в Вашингтоне) удалось выработать основы так называемого соглашения между Израилем и Иорданией. За некоторыми исключениями — к которым не относятся ни Соглашение Осло, ни оказавшаяся беззубой предложенная Ближневосточным квартетом идея “Дорожной карты”— лишь инициативы Великих держав способствовали легитимации суверенитетов малых стран, находившихся в состоянии непрекращающейся вражды, а также определению их общих границ и улаживанию взаимных претензий.

Обладали ли Великие державы правом навязывать малым странам свои территориальные и этнографические принципы и модели? На этот крик души, прозвучавший на Парижской мирной конференции 1919 г. (в рамках “бунта малых стран”), премьер-министр Франции Клемансо[172], премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж[173] и президент США Вильсон ответили фактически одними и теми же словами. Они подчеркнули, что проведение подобного рода дипломатического хирургического вмешательства являлось неотложной мерой, оправданной наличием главной опасности — оказаться в дальнейшем втянутыми в новые региональные конфликты, связанные с территориальными претензиями и контрпретензиями. Ведь если бы не жертвы, понесенные странами-союзниками на полях сражений, то под вопросом оставался бы и сам факт существования этих новых независимых малых стран — без учета того, в каких границах они теперь будут существовать.

Аналогичным образом возникновение как израильского, так и палестинского государства было бы вряд ли возможным, если бы это зависело исключительно от договоренностей между евреями и арабами. После Первой мировой войны западные державы-победительницы определили основные геополитические контуры и арабских стран, и национального очага для еврейского народа. После Второй мировой войны Организация Объединенных Наций санкционировала раздел Палестины на суверенные еврейское и арабское государства. Никто не утверждает, что такой раздел стал образцом справедливости и беспристрастности, и уж тем более он не привел к добрососедским отношениям; однако концептуальная основа такого разделения (как и в случае с разделом европейских империй на независимые малые страны) устояла перед цепной реакцией региональных конфликтов, и две национальные структуры, каждая со своими характерными этнографическими характеристиками, почти параллельно дошли наконец до стадии признания — де-юре либо де-факто.

Более того,