Читать книгу - "О Понимании - Василий Васильевич Розанов"

художественного творчества, хотя и пробуждают в нем деятельность, – напр., поэзия, проникнутая философскими идеями, и пробуждает любовь к философским вопросам и интерес к философским исследованиям, однако эти формы отнимают плодотворность у разума, внося неясность, неопределенность и излишнюю образность в мышление.

Рассматривая виды художественного творчества, следует подвергнуть специальному всестороннему изучению процессы выражения чувства в линиях (архитектура), в пластических и скульптурных образах (живопись и ваяние), в звуках (музыка) и в слове (поэзия).

IV. Творчество в области нравственного чувства так же способно к осложнению, как и предыдущие, но в несколько другой форме. Вследствие осложняющих влияний чувство прекрасного нередко переходит в формы не только отличные от неосложненной формы, но и прямо противоположные ей, как это случилось, напр., в искусстве, при переходе его из мира античного, где предметом поклонения и воплощения была физическая красота, в мир средневековый, где предметом поклонения и воплощения сделалась красота духа, – красота же тела пренебрегалась. Напротив, нравственное чувство под влиянием осложнений только изменяется в своей напряженности, правда, нередко до такой степени, что осложненная его форма кажется новым чувством. Так, в своем чистом виде будучи сочетанием доброты и правдивости, это чувство в своих осложненных формах – сострадании, самоотречении, аскетизме – является иногда таким, что вызывает удивление, как нечто новое и незнакомое, в людях и правдивых, и добрых.

Замечателен при этом самый процесс осложнения нравственного чувства, по своему характеру единственный в природе, не имеющий ничего и ни в чем подобного себе. Именно, все существующее не только в Мире человеческом, но и в Космосе усиливается в своей напряженности под воздействием подобного себе и уменьшается под воздействием противоположного: так, чувство красоты усиливается и становится более тонким при созерцании прекрасных образов, поэтическое дарование пробуждается от чтения поэтов, умственная деятельность возбуждается видом чужой умственной деятельности; или, с другой стороны – радость уменьшается при виде чужого горя, чувство красоты глохнет, когда не питается образцами, любовь к поэзии увядает среди прозаической деловой жизни. Совершенно обратное происходит в процессе развития нравственного чувства: почти не изменяясь под воздействием однородного, оно достигает величайшей напряженности под воздействием противоположного. Так, глубочайшая развращенность окружающей жизни пробуждает стремление к аскетизму в тех, которые сохранили чистоту чувства, – как это наблюдается, напр., в первых стоиках и первых христианах. Так, внутренняя фальшь и притворство, проникающие в общество или отдельные кружки его в эпохи упадка тех идей и чувств, которыми долго жили люди, вызывает страстное отрицание и обличение этой фальши со стороны людей, в другое время чуждых всякого фанатизма, как это наблюдается, напр., в последние дни первой французской республики или в нашей жизни в эпоху 50-х и 60-х годов со стороны той части общества, которая затем, в эпоху 80-х годов, подверглась такому страстному обличению и потому же, какое и почему выполнила сама двадцать лет назад. Это явление, замечательное в теоретическом отношении, имеет огромное объясняющее значение в истории, а также и в политике, где, если его хорошо понять, оно способно рассеять много опасений и погубить много надежд. Оно делает понятным и показывает внутреннюю необходимость того факта, что совершенное, окончательное падение нравственности никогда не бывает, а чрезвычайное поднятие ее уровня всегда бывает непродолжительно. Сумма нравственной энергии как будто остается вечно постоянною, но только не в человеке, а в человечестве; и всякое падение ее ниже обыкновенного уровня в целом обществе вызывает ее поднятие выше обыкновенного уровня в отдельных людях. Строгое отшельничество и пламенная проповедь о всеобщем покаянии возможны только среди глубоко павшего общества и тотчас ослабевают с поднятием общего нравственного уровня. В те исторические периоды, когда ничего выдающегося дурного не совершается, не совершается и ничего выдающегося хорошего; и когда недурны все, тогда никто особенно не хорош. С другой стороны, этим явлением объясняется и непрочность всякой победы, и недолговременность всякого поражения в политике и вообще в жизни: все торжествующее внутренно падает именно потому, что оно торжествует, и все униженное внутренно возвышается именно потому, что оно унижено; а внутреннее падение и возвышение есть источник и начало и наружнего падения и возвышения, – впрочем, всегда и по необходимости также непродолжительного.

Нравственное развитие является не под одною формою, но под тремя: чувства, деятельности и учения. Ясно, что развитие нравственного чувства лежит в основе, как производящая причина и развития нравственной деятельности, и развития нравственных учений: первая является обнаружением этого чувства в отношениях к людям, а вторые – или выражением его в слове (нравственная проповедь), или теоретическим обоснованием его со стороны разума (нравственная философия).

По своей природе нравственное чувство есть правдивость и доброта. Первая состоит в отсутствии всякого изменения внутреннего мира на пути к своему внешнему обнаружению, есть тожество между идеями, чувствами и желаниями и между словами, отношениями и поступками человека. Вторая – доброта – есть естественное расположение ко всем людям, сопровождающееся радостью – когда всем хорошо, и горестью – когда кому-либо дурно. Почему это так, зачем не одно что-либо, но два начала ставим мы в основу нравственности и какое значение скрывается за этими, по-видимому простыми чувствами, – все это мы не будем объяснять здесь, именно по чрезвычайной важности этого основания и по чрезвычайной глубине этого значения, надеясь посвятить этому труду большее внимание, чем какое могли и желали дать настоящему, где не содержится самое понимание чего-либо, но определяется и распределяется только понимание всего.

Между свойствами нравственного процесса замечательны два. Первое – это способность его скреплять и одновременно смягчать все человеческие отношения, безразлично, между кем бы они ни существовали и каковы бы они ни были. Так, напр., отношения зависимости, будет ли она политическая – одного побежденного государства к другому, победившему, или национальная – в одном и том же государстве слабейшего народа к сильнейшему, или сословная, напр., зависимость земледельцев от землевладельцев, или экономическая – неимущих и должников от кредиторов и богатых, или, наконец, личная – слуги от господина или служащего от начальника, – эта зависимость во всех указанных случаях утрачивает свой тяжелый и порою опасный характер, и это до такой степени, что если бы какими-либо способами можно было так укрепить нравственность, что нечего было бы опасаться ее изменения, то в сущности стало бы безразлично, каковы будут отношения политические, национальные, сословные, экономические и личные, потому что если все отношения проникнуты правдивостью и добротой, то жизнь подчиненного более свободна, безбоязненна и обеспечена, нежели жизнь равного с равным при низком нравственном уровне. Точно так же общество, чуждое нравственности, в сущности не сдерживается ничем, кроме страха или перед положительным бедствием, или перед