Читать книгу - "Заберу твою жену - Мария Сергеевна Коваленко"

Миша перехватывает нить беседы.

- У каждого ребенка свои особенности, - смакуя вино, тянет он. – Но раз вы пока не родители, наслаждайтесь этой свободой. Потом будете скучать по таким счастливым временам. Никаких обязательств. Свободные планы...

Будто он и правда проводит с Робертом больше минуты в день, Миша начинает рассказывать о плюсах его прежней холостяцкой жизни. А я больше не хочу ни на что переключаться.

Разглядывая тыльную сторону собственной ладони, где еще недавно тоже был шрам от огня, я безнадежно тону в прошлом.

И вновь вижу наши последние минуты с Германом.

Глава 14

Глава 14

Катя

Мансуров тогда не солгал, что Герману осталась одна ночь.

После мучительной близости к утру мы оба отключились. Герман прижал меня к своей груди и грел во сне своим теплом. А когда проснулись, рядом оказалось сразу несколько бойцов Миши.

Они сорвали с Германа запачканную кровью рубашку. Бросили ее мне, потребовав прикрыться. И снова жёстко избили Боровского.

Все еще под действием препаратов, он пытался сопротивляться. Героически уложил двоих из четырех соперников. Но потом получил разряд электрошокером и больше не поднимался.

Словно в назидание, меня посадили возле Германа, но не позволяли к нему даже прикоснуться. Все мои просьбы дать нам воды или и переложить его на кровать, оставались без ответов.

Для всех в этом жутком подвале меня будто не было. Маленький упрямый призрак, который бил ладонями о пол, угрожая нажаловаться Мансурову. Плакал, умоляя о человеческом отношении. Кричал, срывая голосовые связки, надеясь привлечь внимание кого-нибудь сверху.

Не знаю, сколько это длилось.

Может, час. Может, два.

Окруженные бандитами мы все это время находились на холодном полу. Я – сидя, кутаясь в мужскую рубашку. Герман – лежа в неудобной позе, способный лишь смотреть на бойцов, на меня... с болью, с яростью и с таким сожалением, будто это не Мансуров устроил нам ловушку, а он сам недосмотрел и случайно попался в капкан.

Когда наши тюремщики посчитали, что хватит – обоих вывели на крыльцо.

Мною тут же занялась суетливая докторша. Не успела я и глазом моргнуть, она вколола мне какую-то бесцветную жидкость и увела в душ. А Герман...

Что было с ним, пока меня отмывали и переодевали в спортивный костюм, так и осталось загадкой.

Эти несколько минут словно выпали из моей жизни. А стоило прийти в себя и выглянуть на улицу, я чуть не потеряла сознание от ужаса.

Это был даже не эшафот и не расстрельная стена.

Метрах в двадцати от основного здания открывался портал в ад.

Те же охранники, что избивали Германа, теперь щедро поливали из канистр деревянный сарай. А еще двое – несли в этот сарай безвольное тело моего любимого мужчины.

- Нет! – кажется, я кричала. Только никто не оборачивался.

«Вы не можете так! Не можете!» - орал кто-то в моей голове. Однако мужчины уже закрыли дверь сарая, а Мансуров зажег факел из палки и той самой окровавленной рубашки.

- Герман! – с этим именем на губах я бросилась на улицу.

Неслась по коридору, сбивая здоровенных мужчин. Спешила так быстро, что почти успела.

Хлипкая деревянная халупа уже пылала, когда я подбежала к ее двери. Не чувствуя жара, я попыталась отодвинуть в сторону тяжёлую щеколду. Но Мансуров меня остановил.

Он лично оттянул мою сопротивляющуюся, буйную тушку от двери. С криками: «Дура!» и «Идиотка!» надавал по щекам. А затем сдал докторше.

В этот раз та не мелочилась. Заставив охранников держать меня, она установила на запястье катетер. Привязала меня к скрипучей кушетке. И влила в мою вену такой коктейль препаратов, что я забыла кто я и зачем здесь.

Вернуться в создание мне позволили лишь спустя неделю.

Вместо блеклого питерского солнца на небе светил незнакомый яркий шар. Вместо аромата Финского залива я чувствовала солоноватый запах моря. А уже привычный ветер и плюс пятнадцать внезапно сменились тридцаткой в тени и бризом.

Если бы не свежий шрам на ладони, я бы даже могла поверить, что прошлое – лишь жуткий сон. Я бы очень хотела в это поверить! Но шрам был. А заодно рядом был Мансуров... теперь его все почему-то называли моим мужем. И были родители – окончательно поседевшая мать и осунувшийся, постаревший на десяток лет отец.

- Дорогая, ты что-то задумалась! – выдергивает из воспоминаний муж.

Как под действием хорошо знакомых лекарств, я обвожу затуманенным взглядом стол и гостей. Рассеянно моргаю. А затем, очнувшись, напяливаю на лицо дежурную улыбку.

- Мне кажется или твой повар спалил утку? – Откладываю столовые приборы.

На Аристархова я больше не смотрю. Внешне он себя не выдаст. Все, что у меня есть – интуиция и витающее в воздухе напряжение.

- Да нет, нормально все... – Муж тычет вилкой в несчастную птицу. Пожимает плечами. – С пряностями переборщил. А так прожарка отличная. Как в лучших ресторанах.

- От нее даже запах... Горелой кожи. – Морщу нос.

- Дорогая ты, наверное, слишком много работала сегодня. – В голосе мужа звенят стальные нотки.

Он наверняка уже продумывает наказание за то, что порчу важный ужин.

Однако плевать.

У Аристархова больше нет поводов соваться ко мне в детдом. А я при всем желании не смогу приехать к нему в офис. Если есть хоть один шанс выяснить, кто передо мной, я обязана его использовать. Прямо сейчас!

- Да, ты прав. Это усталость.

Беру бутылку вина и неспешно подливаю нашим гостям.

- Милая, пойди прогуляйся. Подыши во дворе свежим воздухом.

Хоть в чем-то Миша гарантированно предсказуем.

- Простите меня. – Поднимаюсь с места. – Я, пожалуй, и правда немного подышу. Скоро вернусь.

- Конечно, - первой отзывается Полина.

- Этот запах... – Кивнув брюнетке, я перевожу взгляд на Аристархова. - Иногда чудится всякое.

Смотрю на красивое мужское лицо. И вижу... как сквозь трещины на непроницаемой маске сочится ярость.

Глава 15

Глава 15

Герман

Девчонка все же уделывает меня как пацана. На словах о запахе кожи конкретно клинит, а шрамы вспыхивают огнем.

Говорят, существует фантомная боль – жуткие страдания в ампутированной конечности. В моем случае все конечности на месте, но этот запах... он как фантом заполняет легкие и душит изнутри невыносимой вонью.

Из-за этой выдуманной вони я с трудом могу смотреть на Мансурова и еле удерживаю себя от того, чтобы свернуть ему