Читать книгу - "Военная знать ранней Византии - Евгений Павлович Глушанин"

Борьба с тетрархией, начавшись с идейно-политического разрыва, завершилась физическим истреблением родни Иовиев и Геркулиев (Lact. De mort. 50–51), чем отсекалась возможность регенерации тетрархии в лице наследников ее создателей и открывался путь кровнородственному династизму Константина и Лициния. Соответственно, новая политическая система отвергала, во всяком случае в принципе, и диоклетианову модель имперской военной верхушки. Таким образом, преемственность позднеримской военной знати уже в стадии ее возникновения не состоялась ни по физическим, ни по политическим признакам. Но путь к утверждению нового типа армейской верхушки был противоречив и прямо зависел от политической стабилизации и от завершенности многостороннего процесса перестройки всей административной конструкции империи.

Следствием конференции 308 г. в Карнунте, прямого выдвижения на ней Лициния в августы[120], фактической узурпации Максимина Дайя (PLRE. I. 579) стало исчезновение института цезарата. В результате возникшего “вакуума” в военной верхушке автоматически возродились характерные для второй половины (но до тетрархии) III в. экстраординарные командования. В первую очередь это касается военных функций префектов претория. Уже Максенций, не имевший цезарей, в 310 г. поручил своему префекту претория Волузиану отвоевывать Африку (Aur. Vict. De caes. 40, 18; Zos. II. 14. 2); в 312 г. его префекту претория Помпейану было доверено ведение самостоятельной кампании под Вероной (Pan. Lat. IX. 8. 1). Роспуск преторианских когорт Рима Константином не означал, что префекты претория сразу и окончательно, были лишены военных функций. Самостоятельное командование между 313 и 317 гг. осуществлялось префектами претория Аннианом и Юлианом, что следует из их надписи: edomitis ubique barbararum gentium populis ad confirmandam limitis tutelam… (ILS. 8938). Лициний во время войны с Константином прибег фактически к методам Диоклетиана: в 316 г. он провозгласил цезарем дукса лимеса (Дакии) Валента (Ехс. Val. 17; Aur. Vict. Epit. 40. 2; Zos. II. 14. 2; согласно данным нумизматики, он был августом — PLRE. I. 931). Очевидно, это было сделано с целью не допустить отпадения его войск на сторону Константина после поражения у Кибалы. И позже, в 324 г., Лициний назначил цезарем своего магистра оффиций Мартиниана (Zos. II. 25. 2; Aur. Vict. Epit. 41. 6). Таким образом, Лициний вернулся к политической адоптивации, в то время как Константин был более последователен в династизме. Совершенно очевидно, что Лициния к этому вынудила только военная необходимость, поскольку его сыну Лициниану было в 324 г. лишь девять лет. Но в 317 г. провозглашение двенадцатилетнего Криспа, и особенно Лициниана (рожден летом 315 г.) и Константина-младшего (рожден в феврале 317 г.), цезарями (PLRE. I. 233; 510; 223) резко отличалось от политической адоптивации тетрархии и не предусматривало для них роли военных apparitores. Примечательно, что и в Италии в 316 г. Константин стремился сделать цезарем своего зятя Бассиана, в то время как Лициний — своего друга, но не родственника, Сенеция (Ехс. Val. 15); т. е. династизм Константина очевиден и в этом случае.

В отношении своих цезарей Константин применил модель, практиковавшуюся еще Галлиеном: он определил им наставников из числа префектов претория[121]. Думается, что именно им, а не цезарям, Константин доверил реальное командование войсками. В самом деле, трудно приписать авторство победы над франками, например, пятнадцатилетнему Криспу в 320 г.[122]. Но многолетнее сотрудничество и совместные походы цезарей и префектов претория таили в себе опасность оформления этих удачливых в войнах тандемов в самостоятельную политическую силу. Вынужденное политическое убийство Криспа[123], не исключено, мотивировалось его ориентацией на возрождение определенных элементов тетрархии. Еще И. Фогель предположил, что причиной гибели Криспа стало его напоминание отцу о необходимости добровольного, по образцу Диоклетиана и Максимиана, отречения ввиду приближающегося срока двадцатилетнего правления Константина[124]. Думается, Крисп подпал под влияние своих наставников из офицерства, которых на борьбу за восстановление тетрархии подтолкнули недавние назначения цезарей из числа военных (Валент, Мартиниан) Лицинием. Казнь Криспа, открыто выразившего их взгляды, не ликвидировала самой базы оппозиции династизму в армии. Во всяком случае, так можно понять фразу Аврелия Виктора, что Константин назначил своего племянника Далмация цезарем вопреки серьезному противодействию военных (Aur.Vict. De caes.41. 15: obsistentibus valide militaribus)[125], стремившихся, видимо, к восстановлению политической адоптивации и, тем самым, к обеспечению себе в перспективе императорской власти. Офицерство, на наш взгляд, воспротивилось провозглашению Далмация по причине отсутствия у последнего каких-то серьезных военных заслуг перед государством. Как минимум сочувствующим элементом в этой оппозиции были, конечно же, префекты претория, являвшиеся, по диоклетиановой схеме, прямой ступенью к цезарату.

Перед Константином, как и ранее перед Диоклетианом, встала задача сломить влияние префектов претория на армию. Но, в отличие от основателя тетрархии, Константин разрешил эту проблему в духе своей концепции кровнородственной преемственности власти. Он изъял у префектов претория функции армейского командования более решительно, чем Диоклетиан, и передал их не цезарям, которые отныне считались наследниками престола и членами правящего дома без перспективы на будущую власть, но специально учрежденному высшему командному институту — magistri militum. Такая реконструкция причин этой едва ли не самой важной из реформ Константина вполне согласуется с данными источников. Зосим (II. 33. 3), не объясняя в целом мотивов реформирования префектуры претория Константином, отметил, что “он ревностно старался принизить ее и другими способами”. Иоанн Лид (De mag. II. 10 = III. 40), описывая акт изъятия у префектов претория командования над дворцовыми схолами и армией, подчеркнул, что для этого возникла необходимость (ανάγκη γέγονε). Оба (единственные!) источника единодушно отмечают сознательность и решимость этого шага Константина, его резкий разрыв с существующей административной практикой.

Значение реформы трудно переоценить: в результате ее была, наконец, найдена оптимальная, принципиально новая, модель административного устройства высших эшелонов власти империи, резко снизившая зависимость императоров от армии. Разделение властей на самом высоком уровне государственного управления “замыкало” все разнородные политические интересы на центральной власти, которая в значительной мере от них эмансипировалась. Тем самым была пресечена опасная тенденция рассеивания государственного суверенитета римского народа, перенесенного на императора, и сложилась реальная основа для проведения политики, в большей мере руководствовавшейся государственными интересами. Отсюда более предпочтительной формой престолонаследия становится кровнородственный династизм, напрочь отрицающий адоптивацию диоклетианова типа. Разделение, уравновешивание взаимозависимыми административными функциями, конкуренция гражданских и военных властей делали любую династию устойчивой, Эти факторы при пресечении одной династии “включали” выборный конституционный механизм, состоявший из высших чинов армии и гражданской бюрократии (который необходимо отличать от церемоний публичного провозглашения уже избранного императора), для того, чтобы дать жизнь другой. “Административная революция” завершилась: Константином был найден верный принцип балансировки государственного механизма, его преемники лишь отлаживали и совершенствовали систему. И, наконец, в