Читать книгу - "На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества - Тоби Орд"

Подобные соображения предполагают существование этической системы, которую можно назвать философией лонгтермизма и которая уделяет особое внимание влиянию наших действий на отдаленное будущее[101]. В рамках этой системы крайне важно, что нашему поколению отведена лишь одна страница в гораздо более длинной истории и наша главная роль, вероятно, в том, чтобы повлиять (или не суметь повлиять) на ход этой истории. Работа над сохранением потенциала человечества – это один из способов оставить такой долгий след, но могут быть и другие[102].

Необязательно рассматривать экзистенциальный риск под таким углом – есть серьезные моральные основания снижать его даже в связи с его немедленными эффектами, – но этика лонгтермизма тем не менее особенно хорошо подходит для преодоления экзистенциального риска. Дело в том, что лонгтермизм основан на нравственной переориентации на безбрежное будущее, которое могут перечеркнуть экзистенциальные риски.

Несомненно, здесь есть и сложности.

Когда специалисты по экономике оценивают будущие выгоды, они применяют метод дисконтирования, при котором снижают ценность выгоды в зависимости от того, насколько долго придется ее ждать. Если взять стандартную ставку дисконтирования 5 % в год и применить ее к нашему будущему, ценности в нем останется на удивление немного. При неграмотном применении метод дисконтирования покажет, что наше будущее всего раз в двадцать ценнее грядущего года, а в период с 2100 года до бесконечности оно стоит даже меньше грядущего года. Не возникают ли в связи с этим сомнения, что наше будущее действительно обладает огромной ценностью?

Нет. Подобные результаты получаются только при некорректном применении экономических методов. Когда учитываются тонкие аспекты проблемы и метод дисконтирования применяется как положено, будущее приобретает чрезвычайно высокую ценность. Не будем слишком глубоко погружаться в математические детали – пока достаточно отметить, что дисконтирование человеческого благосостояния (а не таких материальных благ, как деньги) исключительно на основе отдаленности от нас во времени дает крайне недостоверные результаты, особенно при рассмотрении таких длительных периодов, какие обсуждаются на страницах этой книги. Так, подразумевается, что если у вас есть возможность либо спасти одного человека от головной боли через миллион лет, либо миллиард людей от пыток через два миллиона лет, то спасать нужно человека, у которого болит голова[103]. Подробнее о том, почему экономическое дисконтирование не умаляет ценность долгосрочного будущего, написано в Приложении А.

Некоторые философы сомневаются в необходимости защиты нашего долгосрочного будущего по другой причине. Они отмечают, что в этом случае необычно не только время получения выгод. Если мы спасем человечество от вымирания, это изменит число людей, которые когда-либо будут жить на земле. В связи с этим встают этические вопросы, которых не возникает, если мы просто спасаем жизни уже живущих людей. Сторонники некоторых радикальных подходов к этой относительно новой сфере “популяционной этики” полагают, что не допускать вымирания исключительно из заботы о будущих поколениях бессмысленно, ведь совершенно неважно, появятся ли люди будущего на свет.

Подробное рассмотрение этих вопросов заняло бы слишком много места и было бы интересно лишь немногим, поэтому я отведу для обстоятельной дискуссии на эту тему Приложение B. В двух словах, аргументы в пользу такого подхода мне также не кажутся убедительными. Его сторонники пытаются понять, почему нас должно волновать, вредим ли мы людям будущего, когда загрязняем планету и способствуем изменению климата, и объясняют, почему у нас есть серьезные основания не допустить в будущем такой ужасной жизни. В то же время те, кто поддерживает эти взгляды, за исключением самых невероятных из них, согласны, что крайне важно спасти будущие поколения от других типов экзистенциальных катастроф, например от необратимого коллапса цивилизации. Поскольку большинство рисков, грозящих вымиранием, грозят и таким коллапсом, на практике разница между ними невелика. Вместе с тем нюансов в этих вопросах немало, и потому я советую заинтересованным читателям обратиться к приложению.

Я хочу упомянуть и еще одно возражение. Когда я был моложе, меня порой тешила мысль, что полное уничтожение человечества будет, пожалуй, не таким уж плохим исходом. Людей не останется, поэтому некому будет скорбеть и страдать. Раз исчезнет сама категория “плохого”, то как вообще уничтожение может быть плохим? А если существование человечества было необходимым условием для существования категорий плохого и хорошего, правильного и неправильного, то, возможно, эти категории станут вообще неприменимыми в безмолвии, которое воцарится на земле.

Но теперь я понимаю, что такие рассуждения не лучше старых доводов философа Эпикура, который утверждал, что в смерти для человека нет ничего плохого, поскольку переживать ее человеку не приходится. Однако здесь не учитывается, что если я брошусь под машину и погибну, то моя жизнь в целом станет короче, а следовательно, хуже – не потому, что в ней станет больше плохого, а потому, что в ней окажется меньше хорошего. Именно поэтому не стоит бросаться под машину. Хотя аргумент Эпикура может служить утешением в минуты скорби и страха, его не стоит считать руководством к действию, как никто и не делает. Представьте, что правительство ссылается на него, определяя политику в сферах безопасности и здравоохранения или принимая законы об убийствах.

Если бы катастрофа в этом столетии привела к нашему вымиранию, то жизнь человечества стала бы короче и, следовательно, хуже[104]. Учитывая, что человечество пока пребывает в младенчестве, она стала бы гораздо короче – и гораздо хуже. Даже если бы не осталось никого, кто мог бы признать это трагедией, мы вполне можем вынести такое суждение уже сейчас. Подобно тому как мы можем судить о событиях, происходящих в других местах, мы можем судить и о событиях, происходящих в другое время[105]. И если эти суждения корректны сейчас, они останутся корректными и тогда, когда нас не станет. Я не стал бы винить людей, которые на закате жизни человечества нашли бы утешение в эпикурейских аргументах. Но пока нам решать, насколько долгую и полную жизнь проживет человечество, и мы должны признать эту ответственность[106].

Этим возможные возражения не исчерпываются. И все же нет нужды отвечать на все до единого философские вопросы о ценности будущего, чтобы решить, стоит ли оберегать наш потенциал. Сама идея, что будет относительно неважно, вымрет ли человечество или же будет процветать на протяжении миллиардов лет, представляется глубоко неправдоподобной. В этом отношении любая теория, которая это отрицает, должна восприниматься с изрядной долей скепсиса[107].

Более того, будущее – это не