Читать книгу - "Спецоперация, или Где вы были 4000 лет? - Ирина Владимировна Владыкина"

этой точке сборки соединяются три твои жизни, объединенные одной идеей: выбором, на какой ты стороне, светлой или темной. Светлое и темное — это не оценка, это не есть хорошо или плохо, это про качество энергии движка, на котором едет душа, и, соответственно, ее земные воплощения. Ты висишь между темным и светлым уже несколько тысяч лет. Все началось в Шумере. Я принял решение, что надо как-то тебя подтолкнуть, поскольку от этого зависит не только твое бытие, но и бытие других людей. Да и на Земле сейчас настало время сдвига энергий. Надо выбирать, мой друг. Скоро начнутся очень странные, на первый взгляд, события в твоей текущей жизни. Сюда ты прибыл для перезагрузки. Энергия твоей сущности начала затухать, а мы себе это никак не можем позволить.

Когда человек в капюшоне все это рассказывал, Петр ощущал, что он как будто наполняется чем-то новым, его начало подташнивать, в теле появляется тяжесть.

— Что происходит?

Он никогда не чувствовал ничего подобного: его закручивало, казалось, что куски плоти отрывались друг от друга, увеличивались, меняя свой физический состав. Петр как под микроскопом видел клетки своего тела, заполняющие пространство вокруг. И потом — взрыв!

— Неприятно, — констатировал человек в капюшоне, — хорошо, что твое тело в коме. Потерпи, скоро все закончится.

И, обращаясь к человеку в сером балахоне, по-прежнему сидевшему в углу и наблюдающему за происходящим:

— Шаманская ломка. Ты же тоже это проходил.

Сзади, слева и справа от Петра появились два пламени: желто-красное и черно-белое. Через мгновение они бросаются друг к другу, смешиваются, превращаясь в пылающее всей цветовой палитрой изображение рыбы.

Петр постепенно приходит в себя. Смотрит на свои руки, пытается встать со стула.

— Что это было? — спросил он слабым голосом.

— Ты что-нибудь слышал о шаманской болезни? — вместо ответа задал вопрос человек в коричневом капюшоне.

— Нет, я ученый.

— Так вот, дорогой ученый, сейчас твое тело находится в коме, а твой дух проходит инициацию. Тебе же поставили там на земле твои ученые диагноз «депрессия». А в детстве маму пугали тем, что когда ты вырастешь, есть высокий шанс проявление биполярного расстройства. Так? Ты об этом никому не рассказывал, стыдился. Так вот, никакое это не биполярное расстройство и уж тем более никакая не депрессия. Это шаманский дар, передающийся по наследству. А сейчас полным ходом идет шаманская ломка.

С детства Петр замечал за собой разные странности, которые казались ему, когда он вырос, признаками какого-то психического расстройства. Анализируя свое состояние, он заметил три стадии его жизненной линейки. Он назвал их «безудержный треш», «жизнь-говно» и «все-равно-никак». Это было похоже на три стадии биполярки: мания, депрессия и какая-никакая ремиссия. Состояние «все-равно-никак» превалировало, оно могло длиться неделями, иногда месяцами. Какой-то периодичности в смене этих трех составляющих его бытия он не наблюдал, хотя все время пытался поймать закономерность. Он даже на биофак пошел и стал изучать генетику, чтобы понять это уравнение своей жизни. Иногда казалось, что он вот-вот и найдет ответ, но какая-нибудь последняя цифра выходила из красивой системы уродливой несостыковкой. И теория рушилась.

«Все-равно-никак» было похоже на состояние куколки. Тебя ничего не волнует. Ты сидишь в своем коконе в виде желе и просто живешь. Даже перемен никаких не ждешь, ты просто кисель, природный физиологический кисель. И не важно, что у тебя есть руки-ноги, знакомые, работа. Ты кисель. И тебя ничто и никто не волнует. Он встречался с девушками, занимался с ними любовью, ел, спал, работал, ездил в автобусе, звонил маме. Но внутри происходило загустение природного субстрата. Иногда он шевелил брюшком, дышал, испарял пустые, никому не нужные слова и мысли. В такие моменты он получал необходимую для внутренних изменений энергию от мира. Это «все-равно-никак» было монотонно-длинным трамплином от «жизнь говно» к этапу «невероятный трэш».

Когда наступал «невероятный трэш», он придумывал что-то интересное, делал открытия, плохо ел, мало спал и даже забывал помыться. Бедные люди в автобусе, стоящие рядом! Но в последнее время период трэша становился все короче. Когда Страна объявила свою спецоперацию в Соседней Стране, настал период «жизнь говно», который никак не заканчивался. Тело тоскливо ломило, как будто его всего изнутри побили. Били долго, нещадно и заковыристо изощренно, так, чтобы ни одного живого места не осталось. В голове гудело, движения становились уныло заторможенными.

Заметно ли было это внешне, Петр не знал и в последнее время стал догадываться, что люди его «жизнь-говно», а, по мнению психиатра, депрессию, воспринимали неправильно. Его все время спрашивали: «А что ты такой унылый»? Действительно, «а что случилось?». Фраза, которая приобрела после начала спецоперации особый смысл и стала мемом. Продавщицы в магазине быстро пробивали товар, в два раза быстрее обычного, отсчитывали сдачу и даже как будто забывали на прощание дежурно улыбнуться. Его это злило. После злости накатывала тоска, накатывала волнами, будто искала берег, но не находила его, разбиваясь о бесполезность происходящего. Петр постоянно задавал себе вопросы о том, зачем все это, для чего мы живем, что будет с нами, ведь мы все равно все умрем, а там ничего нет.

Он, в отличие от своего окружения, не боялся атомной войны. Что-то еле уловимое, с ячменное зернышко в центре его тела, всегда знало, что эти вопросы он задавал себе тысячу раз и тысячу раз получал ответы, всегда разные, не удовлетворяющие его в тех жизнях, в которых эти вопросы приходили.

В самые острые моменты тоски, особенно если приходилось общаться с большим количеством людей, его выворачивало наизнанку, тошнило. И если он не успевал добежать до унитаза, тошнило прямо туда, где застало. Поэтому он всегда носил с собой сменную футболку — неизвестно когда и где накроет.

Секса вообще не хотелось, как будто он существовал на отдельной планете, планете, где люди были другие, с восемью руками и огромного роста. Пока не появилась Офелия, ее он хотел всегда и везде. Но до встречи с ней, в период, когда его особо накрывало, сексом он почти не занимался, спал мало, забываясь уже под утро, истерзанный сбивчивыми, солеными мыслями.

Самое отвратительное, что никому об этом нельзя было рассказать. Не то, чтобы его состояние было уникальным, просто тот флер говна, окутывающий его с ног до головы, окукливающий без спроса и непонятно когда собиравшийся закончиться, передать словами невозможно. Да и стыдно было вывалить свое душевное уродство перед другими.

— Все это с тобой происходило, так как ты потомственный шаман, который должен принять свой дар, — как-то даже обыденно сказал человек в коричневом капюшоне, посматривая на того, кто сидел