Читать книгу - "Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов"

Отмеченные обстоятельства могут порождать сомнения в правомочности использования данного сюжета в качестве источника по социальной истории Древней Руси, поскольку де, он является пересказом библейского сюжета и построений Павла. Думается, что эти опасения не оправданы. Но прежде, чем использовать данный текст как искомый источник, из него следует вычленить "русскую составляющую". Сравнительный анализ текстов Послания к Галатам Павла, Книги Первой Моисея Бытия (далее — Быт.) и "Слова о законе и благодати" (см. сл. табл.) показывает, что Иларион лишь использовал идею Павла, тогда как в пересказе самого сюжета с Агарью и Сарой опирался на ветхозаветный текст.

Вместе с тем, существенные различия имеются также между текстами "Слова…" и Книги Бытия. Так, в Быт. Измаил — сын рабыни, хотя и данной Сарою в жены Авраму[2046], но не ставшей оттого свободной[2047]. Не только Аврам, но и сам ангел Господень велел ей покориться Саре[2048]. Тем не менее, здесь нет выраженного негативного отношения к Агари и Измаилу. Измаил, сын Авраама, семя Авраамово[2049]. Поэтому, хотя и рожден от несвободной, отличается от прочей челяди[2050]. Сын рабыни — но не раб[2051]. Измаил (поскольку Сара дала Агарь в жены Авраму), отличается и от сыновей "наложниц" Авраамовых, которых последний, одарив, "отпусти… на землю восточную" (Быт. 25: 6). Характерно, что для Авраама рожденные от него наложницами мальчики не являются его сыновьями — это сыновья его наложниц[2052]. Измаил особо выделяется, после Исаака, и по сравнению с сыновьями Авраама от второго брака с Хеттурой (Быт. 25: 1–16)[2053]. Именно Исаак и Измаил — "два сынове" Авраама. Они и хоронят отца (Быт. 25: 9). Ангел Господень возвещает Агари славу Измаилову (Быт. 16: 11–12), и сам Господь обещает Аврааму и Агари благословить Измаила и размножить его потомство (Быт. 17: 20; 21: 13, 17–18). Когда Сарра, после рождения Исаака, велела Аврааму выгнать из дому рабыню и ее сына, да не наследовал бы последний с ее сыномъ Исааком[2054], это показалось Аврааму неприятным, ради сына его Измаила[2055]. Тем не менее, Господь принимает сторону Сарры[2056]: "заветъ" Господь обещает поставить с Исааком, которого родит Сарра (Быт. 17: 21). И хотя Измаил, по словам Господа, Авраамово "семя… есть" (Быт. 21: 13), но не в Измаиле, а в Исааке Аврааму "наречется… семя" (Быт. 21: 12), и благословил "Богъ Исаака" (25: 11). Как бы там ни было, Господь спас Агарь и Измаила в пустыне и "бяше" с Измаилом (Быт. 21: 17–20), и расплодил потомство его (Быт. 25: 12–17) и др.

Иларион усиливает оппозицию свободный — раб. Казалось бы, он следует Ветхому завету и Павлу[2057], но буквально "нагнетает" ситуацию изначально: "Образъ же закону и благодати Агарь и Сарра, работнаа Агарь и свободнаа Сарра… Яко Авраамъ убо от уности своеи Сару име жену си, свободную, а не рабу"[2058]. Если в Ветхом завете Сарра "даде" Агарь "въ жену Аврааму мужу своему" (Быт. 16: 4), то у Илариона "Сарра же глагола к Аврааму: "…Вълези убо къ рабе моеи Агари и родиша от нее""[2059]. В Ветхом завете: "И роди Агарь Аврааму сына, и нарече Аврамъ имя сыну своему… Исмаилъ" (Быт. 16: 15). У Илариона: "Роди же Агарь от Авраама, раба робичишть, и нарече Авраамъ имя ему Измаилъ". В Ветхом завете: "И заченши Сарра роди Аврааму сына въ старости… И нарече Авраамъ имя сыну своему рождемуся ему, его же роди ему Сарра, Исаакъ" (Быт. 21: 2–3). У Илариона: "…И, заченши, роди [Сарра. — В.П.] Исаака, свободьнаа свободьнааго. …И родися благодеть, истина, а не законъ, сынъ, а не рабъ"[2060].

Таким образом, согласно Библии, Измаил — сын рабыни, но и сын Авраама, семя его, от которого Господь произведет великий народ. Измаил — сын рабыни, но не раб. Для Илариона Измаил — раб, а не сын ("и, заченьши, роди [Сарра — В.П.] Исаака… и родися благодеть, истина, а не законъ, сынъ, а не рабъ"[2061]). Более того, Илларион, как видим, особо подчеркивает, что Измаил — раб. Используя этот прием, он, развивая идеи Павла, пытается доказать, что христиане — сыны свободной, а их притеснители в Иерусалиме — сыны рабыни. Иудеи — сыны "работнааго закона"[2062].

Понятно, что для Илариона, прежде всего, важно подчеркнуть превосходство христианства над иудаизмом. Но для этого он и использует прием, наиболее понятный его современникам — соплеменникам: также как свободный отличается от раба, так и христианский закон отличается от иудейского. Прием, который уже использовал Павел (Галл. 4: 22–31). Иларион неслучайно остановился на нем, и неслучайно усилил оппозицию свободный — раб. Конечно, жанр проповеди и полемики предполагал определенные штампы и усиление тех или иных идей, содержавшихся в святом Писании. Уже у Павла мы видим ужесточение оппозиции свободный — раб (по сравнению с Ветхим заветом), что позволяло ему добиться большей убедительности в противопоставлении иудейства и христианства. Но Иларион и по сравнению с Павлом ужесточает оппозицию (причем весьма существенно) как по линии свободный — раб (в отличие от Павла[2063], Измаил у него ни разу не назван сыном), так и по линии христиане — иудеи. Таким образом, раб не просто не полноценен. Даже если у свободного от рабыни родился ребенок, он не может считаться свободным, а, следовательно, — сыном.

В целом же система социальных связей, отраженных в Книге Бытия, судя по всему, была близка и понятна Илариону и его читателю. Неслучайно, видимо, как отмечалось не раз в литературе, на Руси "монотеистичная религиозность усваивалась первоначально не в евангельском, а в библейском варианте"[2064]. Библейская система социальных и межэтнических связей была русским ближе, чем христианская. Ведь есть свой и чужой, именно из этой оппозиции проистекает оппозиция свободный — раб. Оппозиция для человека варварской эпохи намного более сильная, чем для представителя эпохи феодализма оппозиция феодал — крестьянин. Иными словами, феодалу проще было представить своим братом во Христе крестьянина, чем свободному человеку дофеодальной эпохи раба, особенно иноплеменника[2065]. Поэтому прием, примененный Иларионом, несомненно, достигал своей цели, внушая читателю, что иудеи — сыны рабского закона.

Однако основное идейное ядро "Слова о законе и благодати" содержалось во второй и третьей части произведения, в которых велась речь о приобщении Руси к вере Христовой и возносилась