Читать книгу - "Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - Владилен Николаевич Виноградов"

с австрийцами. Князь Милан без ведома скупщины заключил с Веной торговое соглашение и фактически подчинил ее контролю внешнюю политику Сербии. Территориальные приобретения княжества по заключенному трактату выглядели солидно – 11 тысяч квадратных километров вместо 8 с лишним тысяч, обещанных в Сан-Стефано. С крупным прибытком осталась Черногория, ее территория выросла вдвое, хотя и не в три раза, чего добился Игнатьев в Сан-Стефано. Зато берлинское решение предоставляло княжеству выход к Адриатическому морю с портом Бар на побережье.

Эти успехи вроде бы противоречат несомненному отсутствию у держав, за исключением России, всяких симпатий к турецким христианам и к укреплению их государственности. НО (заглавными буквами!) поставить крест на российских победах, пренебречь освободительным движением, выкинуть в корзину Сан-Стефанский договор конгресс не мог. Это означало бы подорвать позиции в регионе, а следовало их сохранить и, желательно, укрепиться в обретших права княжествах. Урезать отдельные положения Сан-Стефано – да, пустить его под нож целиком – нет. Россия на конгрессе похоронила все, что оставалось вредного и унизительного от Парижского мира 1856 года, вернула себе Южную Бессарабию, округлила свои владения в Закавказье за счет Карса, Ардагана и Батума. От Баязета пришлось отказаться, да и Батум достался с трудом, – британцы, в нарушение достигнутой прежде договоренности с Шуваловым, решили оставить его Турции. В Берлине Шувалову не удалось отстоять эту позицию. Пришлось вмешаться A. M. Горчакову, который добился благоприятного решения вопроса в несколько смягченном варианте: Батум получил статус порто-франко, открытого для торговли и не подлежавшего вооружению. Через несколько лет самодержавие об этих ограничениях забыло.

Рухнула казавшаяся несокрушимой стена сопротивления держав обретению балканскими народами независимости. Сразу три страны – Сербия, Румыния и Черногория получили международное признание своего независимого статуса. В истории Балкан открылась новая эпоха.

Тяжело пострадала на конгрессе Болгария, значительно урезанная в пределах, лишенная выхода к Эгейскому морю и в довершение всего разделенная на две части по линии Балканского хребта. Лишь северная ее часть, к которой присоединили Софию с окрестностями и Варну в Забалканье, превратилась в автономное княжество с широкими правами; южная, под названием Восточная Румелия, стала пользоваться лишь местным самоуправлением во главе с губернатором-христианином.

Учиненная над Болгарией расправа, оккупация «австрияками» Боснии и Герцеговины погрузили российскую общественность в скорбь. Канцлер A. M. Горчаков и его коллеги стали козлами отпущения за крушение несбывшихся надежд, троица, уверовали разочарованные соотечественники, променяла лавровый венок победителя на терновый венец мученичества. Глашатаем этих настроений выступил златоуст славянофилов И. С. Аксаков, выступивший с громовой речью перед московскими единомышленниками: «Западные дипломаты срывают с России победный венец» и водружают вместо него «шутовскую с гремушками шапку. Слово немеет, мысль останавливается перед этим колобродством дипломатических умов, перед этой грандиозностью раболепия». Похоже, хотя и не столь громогласно уничтожающе, писал М. Н. Катков в «Московских ведомостях»: «Россия находилась на подачу руки от Константинополя, она могла занять все господствующие позиции на Босфоре и Дарданеллах и обеспечить мир от враждебных покушений. Вместо этого по Берлинскому трактату сохранили на память о войне клочки заключенного ранее Сан-Стефанского договора»[772].

80-летний Горчаков тяжело переживал неудачу. Известен его обмен горькими репликами с Александром II: «Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере». «И в моей тоже», – гласила помета царя[773].

Эмоционально воспринимали вести из Берлина и в Англии, но не со скорбью, а с торжеством. Б. Дизраэли и Р. Солсбери провозгласили триумфаторами, королева удостоила их высокого ордена Подвязки, печать славословила их на уровне, по словам М. Н. Каткова, приличиями не допускаемом, прения в парламенте прошли под знаком восхваления. Диссонансом в них прозвучала речь лидера либеральной оппозиции у лордов графа Д. Грэнвилла. Он заметил: «Воистину, я понять не могу, неужели можно рассматривать Берлинский договор иначе, как предоставляющий России все то, что она хотела и желала получить»[774]. Грэнвилл спускал дискутантов на землю. Испокон веков принято было, подводя итоги войны, сравнивать то, что было до нее, с тем, что стало после. В 1878 году традицию нарушили, стороны сравнивали (российская с печалью, британская с ликованием) Берлинский трактат со Сан-Стефанским договором, подписанным в обстановке упоения победами и враждебно встреченным не только на Западе, но и в Сербии, Румынии, Греции, то есть в самых организованных государствах полуострова, и в Албанских землях. Сан-Стефанский акт не сплачивал, а разъединял Балканы. По этой причине он не мог обеспечить стабильности и прочного мира в регионе и имел мало шансов на длительное существование. Если же вернуться к 1877 году, то следует сказать, что цели войны были сформулированы скромно и реалистично, образования большого государства на Балканах вообще не предусматривали[775]. Никаких заоблачных мечтаний, возникших позже под опьяняющим воздействием торжества на поле боя. Если вернуться к традиции и обратиться к довоенной ситуации, то от уничижительной оценки итогов войны не останется и следа. Граф Д. Грэнвилл говорил истину, Россия получила все, что тогда хотела и желала. И еще одно замечание: минуло более 130 лет с той поры, но ни разу не промелькнуло даже проблеска надежды на сооружение конструкции, подобной Сан-Стефанской.

Что было до? Болгария в крови и развалинах. Сербия разгромлена войсками Османа-паши, будущего защитника Плевны. Босния и Герцеговина – восстание на грани агонии. Румыния – провал попыток добиться независимости, закамуфлированной под индивидуальность.

Восстановление власти Порты на Балканах – лишь вопрос времени. И перспектива увековечения прозябания на полуострове.

Что стало после? Через 34 года произошло то, о чем предки не грезили даже в сладких мечтаниях. Сербы, болгары, черногорцы, греки самостоятельно разгромили армию Османской империи. И долгий путь к победе начался 13 июля 1878 года, в день подписания Берлинского трактата, принесшего трем княжествам независимость и позволившего болгарам восстановить порушенную почти за 500 лет до того государственность. Противоестественный раздел страны на две части рухнул через несколько лет.

Закончилась в пользу России «большая игра» европейской политики, как тогда именовалось противоборство Великобритании и России по периметру границ последней от Дуная до Афганистана.

Испустила дух доктрина статус-кво, предусматривавшая сохранение власти и влияния Османской империи в Юго-Восточной Европе, восторжествовал российский курс на восстановление здесь в полном объеме государственности христианских народов, в первую очередь славян. Форин-офис так увлекся сведением счетов с самодержавием, что прозевал появление грозного соперника в лице Второго германского рейха[776], начавшего «дранг нах зюд-остен» силами капитала и военщины. Влияние самой Великобритании в регионе покатилось вниз. Никаких надежд на инкарнацию в любом виде пресловутой доктрины не появлялось, это признавал даже Р. Солсбери. Лондон ограничил заботы о сохранении Османской державы ее азиатской частью, заключив для сего договор с султаном