Читать книгу - "Ментальности народов мира - Георгий Дмитриевич Гачев"

20

В одной из народных песен джигит поет: «Ветер сдул мою кибитку, как верблюдицу верблюд» (Глоба А. Песни народов СССР. М.: Гослитиздат, 1947. С. 447).

21

В эпических сказаниях киргизов животное фиксируется с поклажей, а человек – с одеждой. Вот описание Ак-Кула – коня Манаса: «Расстояние между его задними ногами подобно ущелью Чакал: под ними свободно может пройти верблюд, нагруженный до предела», «в его ноздрю без труда могут вскарабкаться современные люди со всей их одеждой». О самом Манасе сказано: «кости его – литые, голова – самородок, даже самое малое количество его одежды составляет груз одного верблюда» (Киргизский героический эпос Манас. М.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 125, 122). Это – зрение кочевника, который мыслит не «голого» человека, но в его таре, упаковке, что каждый раз собирать и переносить приходится.

22

Айтматов Ч. Повести гор и степей. М.: Советский писатель, 1963. С. 199. В дальнейшем цитаты приводятся по этому изданию.

23

Чуткость бывшего кочевника к травам, запахам, покровам степи связана с тем, что он через своих животных – которые есть продолжение его существа – прямо поглощает волосяно-растительный покров земли, – а потом снимает его шерстью и мясом. В народных песнях об овце, верблюде любовно перечисляется, что они едят, т. е. как понимают (т. е. поднимают, вбирают в себя) окружающий мир: «Расскажу тебе о той, что жует. / Не чинясь, стебелек волчца, / Подорожник, побег чабреца, / Сухой василек – что найдет. – / Чтоб кормить в свой черед народ. / Мой друг, ее имя – овца».

А верблюд уж вообще предстает как космическое животное – тот «кит», на котором держится мир по понятиям, а здесь точнее сказать: он есть образ мира, внутри которого живет кочевник. «Две чашки – глаза его. / Шея гибка, как лоза. / Как плетка верблюжий хвост. / Большой у верблюда рост. – / Дерево верблюду под стать. / Может верблюд его обглодать. / До верхних ветвей достать. / Любит он колючку сжевать. / Лебедой репой заедать. / Поваляться любит в золе. / Отоспаться любит в тепле. / Почесаться любит в арбе».

Очень интимно ощущает кочевник верблюда, и любит он то же, что человек, мечтает о доме (атрибуты дома: «чашки», «зола», «тепло»…) – но надо все идти: «Колченог, шея крива, / Пучеглаз, в репьях голова. / Расплюется – все бегут. / Вот каков красавец верблюд! / Хоть юрту на него взвали, / Нипочем ему встать с земли, – / Пойдет, куда б ни повели» (Антология киргизской поэзии. М.: Гослитиздат, 1957. С. 109, 110–111).

24

Антология киргизской поэзии. С. 110.

25

Антология киргизской поэзии. С. 109.

26

Антология киргизской поэзии. С. 110.

27

Конь Манаса Ак-Кула – как раз телесный образ космоса (расставим иные акценты в уже приводившейся цитате): «Расстояние между его задними ногами подобно ущелью Чакал: под ними может свободно пройти верблюд (буквально ниже и ниже по иерархии. – Г. Г.), нагруженный до предела»; икры его подобны туловищу быка (тоже ниже по иерархии: вообще конь, воздвигается, как из строительных материалов, из стихий неорганической природы и из других тел животных. – Г. Г.), бег подобен ветру горных перевалов…» (Киргизский героический эпос Манас. С. 125). Есть у него и эпитет: «Конь – огонь».

28

Пословицы разных народов. Новосибирск: Новосибирское кн. изд-во, 1959. Киргизские пословицы. С. 208–209.

29

«Наши откормленные кони стоят неподвижно, а воины тоскуют без дела» – такова, по наблюдению В. М. Жирмунского, – обычная формула, которой Манас или Семетей призывают своих дружинников на новые бранные подвиги» (Киргизский героический эпос Манас. С. 115). Здесь тоже очевидно, что идеал – движение, а не пища.

30

Вассальный Манасу «катаганский хан Кашой» (Эр-кошой), семидесятилетний старец, «отец народа», согласно распространенному у киргизов сравнению – «подобный воротнику на халате и подкове на ноге лошади» (Там же. С. 133). Голова человека, которую предохраняет воротник, здесь приравнена копыту, что укутывает подкова. И то и другое – «главное», пардон – «копытное», ибо у кочевника-кентавра самое важное может обозначаться равно головой и копытом.

Здесь видно, как осторожно надо обращаться с языком при описании национальных картин мира, ибо наш язык, которым я пытаюсь представить чуженациональное и иноязычное мировоззрение, – незаметно может подкладывать на каждом шагу понятия и категории своей национальной модели (как это, к примеру, случилось в последней фразе, где слова: «подкладывать», «на каждом шагу» – совсем не индифферентны, но источают уже из себя русский образ мира). Так что все время нужно делать поправку на ту интерференцию (наложение), национальных моделей мира, которая происходит при попытке передать одну на небеспартийном для нее языке другой. Структуралисты пробуют избежать такой опасности, создавая условный, искусственный, промежуточный язык. Но при этом многое теряется: проскакивает сквозь это сито. И главное: теряется то преимущество взаимного, так сказать, дразнения, каким один живой язык зацепляет чужеродное себе в другом – и тем самым оказывается не просто пассивным передатчиком, но активным инструментом: искателем, выявителем и проявителем особенностей национальных мировоззрений.

31

Антология киргизской поэзии. С. 116.

32

О «симпатической связи» между батыром и конем пишет Б. М. Жирмунский в работе «Введение в изучение эпоса “Манас”»: «У кочевых и полукочевых народов роль коня как спутника и боевого товарища героя особенно значительна. Так, в эпических сказаниях среднеазиатских тюркских народов широкой известностью пользуются Байчибар – богатырский конь Алиамыша, Гират – знаменитый боевой конь Гороглы, Тайбуруул – конь казахского богатыря Кобланды. Имена коням в большинстве случаев даются по их масти, а витязь в наиболее древних эпических сказаниях в свою очередь получает прозвище по своему коню. Наример, в алтайских богатырских сказках: Кускун-Кара-Матыр, «ездящий на бархатном вороном коне» («Кочутей»); «на кроваво-рыжем коне ездящий богатырь Кан-Теле»; «на бело-сером коне ездящий богатырь Алын-Манаш»; в «Китаби-Коркут» – Вамси-Бейрек, «владелец серого жеребца» и другие (Киргизский героический эпос Манас. С. 124–125).

Итак, имя героя – функция коня: конь рождает человека, есть причина, основание его (в буквальном и переносном смыслах). Эта неразрывность единого существа – человекоконя – проявляется и в параллельности рождения богатыря и коня: «Манас и его конь Ак-Кула в варианте