Читать книгу - "Жизнь русского обывателя. Часть 1. Изба и хоромы - Леонид Васильевич Беловинский"

не надо… Лесу соснового купленного, на гумне, очень толстого 87 длинных дерев; лесу соснового 9 аршин, толщиной 5 вершк., 520 бревен, из них 9 бревен взято; осталось 490 толстых слег, во всю длину дерева 52, годятся на амбар; из них тоже управляющим взято 3 слеги, осталось 149, весь свеж должен быть. Лесу очень толстого 8 аршинного 7 бревен на гумне». И уж, естественно, ведутся подробные описи хлебу: «В Семеновке ржи по 11 копен, за рекой 430 копен; выход по 8 мер, вес один пуд семь с половиной фунтов; из них должно выйти 388 четвертей в 9 мер. За деревней в Семеновке 297, из них 77 копен обило ветром, обмолотили, вышло 43 четверти, вес 1 пуд семь с четвертью фунта в мере, из остальных 220 по 6 мер должно выйти 140 четвертей в 9 мер; а всего в Семеновке должно выйти 571 четверть в 9 мер; из них на семена употреблено 107 четвертей, кладей осталось 8, должно остаться 464 девятки». Да это еще пустяки: все же лошади, лес, хлеб. Но вот приказ княжескому управляющему: «Велено уведомить, куда деваются перья, их велено всякий год рубить и делать перины; то велено уведомить, делали ли их, сколько сделано, если не делали, то велено сделать все вдруг и уведомить. Сколько сделано вновь, и прислать прежнюю опись из конторы, что осталось там постелей» (71, с. 79–81).

И, само собой, обычным делом были инструкции по производству работ. «Начать сеять сколько можно ранее, если можно будет даже до Святой недели. Прошлого года я вообще замечал, что овсы были очень редки, в сравнении с овсами у других… Предписываю тебе в нынешнем году непременно посеять весь овес при себе: чтобы лошадей семянным овсом не кормили и чтобы все отпущенное количество было посеяно… Прежде я предписывал тебе посеять маку 8 десятин, посей больше; если вовремя успеешь, то 10 десятин, только как можно раньше, только что снег сбежит, и под борону… Гречиху начинай сеять пораньше, чтобы успеть вовремя отсеяться, именно, начинай сеять через неделю после Николина дня, т. е. около половины Мая, если морозы перестанут» (71, с. 85).

Таким образом, заниматься хозяйством значило осуществлять контроль и учет. Учет имущества и контроль за крестьянскими работами. Этим с большим или меньшим усердием занималось большинство помещиков. Причем наибольшее усердие проявляли мелкопоместные: им-то приходилось думать уже о куске хлеба и учитывать каждое зерно. М. Е. Салтыков-Щедрин описывает летний день мелкопоместного соседа, считавшегося в округе образцовым хозяином.

«Часы показывают три, но Арсений Потапыч Пустотелов уже на ногах. С деревни до слуха его доносятся звуки отбиваемых кос, и он спешит в поле. Наскоро сполоснувши лицо водой, он одевается в белую пару из домотканого полотна, выпивает большую рюмку зверобойной настойки, заедает ломтем черного хлеба, другой такой же ломоть, густо посоленный, кладет в сетчатую сумку, подпояcывается ремнем, за который затыкает нагайку, и выходит в гостиную. Там двери уже отперты настежь, и на балконе сидит жена Пустотелова, Филанида Протасьевна, в одной рубашке, с накинутым на плечи старым драдедамовым платком и в стоптанных башмаках на босу ногу. Перед домом столпилось господское стадо – с лишком сто штук, и барыня наблюдает за доением коров. Этим делом кроме двух скотниц занято около десяти крестьянских баб, и с балкона то и дело слышится окрик:

– Чище! Чище выдаивайте! <…>

Пустотеловы – небогатые помещики. У мужа в наших местах восемьдесят душ крестьян, которых он без отдыха томит на барщине; у жены – где-то далеко запропастилась деревушка душ около двадцати, которые обложены сильным оброком и нищенствуют. Жить потихоньку было бы можно, но бог наградил их семьею в двенадцать человек детей… Поэтому оба бьются как рыба об лед: сами смотрят за всем хозяйством, никому ни малейшей хозяйственной подробности не доверяют <…>.

Покуда Арсений Потапыч дошел до деревни, последняя уже опустела. Бабы, которым еще нечего делать на барской работе, погнали в стадо коров; мужики – ушли поголовно на барщину. Почти у самой околицы около сорока косцов… обкашивают довольно большой луг, считающийся лучшим в целом имении. Значительная часть его скошена еще вчера, остальную предстоит докосить сегодня. Луг еще влажен, и работа идет споро: косы быстро, в такт мелькают в воздухе, издавая резкий свист. Трава нынче выросла хорошая; густые и плотные валы ложатся один возле другого, радуя сердце образцового хозяина. Он подходит то к одному, то к другому валу, перевернет палкой и посмотрит, чисто ли скошено, нет ли махров. Ничего; кажется, все исправно.

– Чище косите! Чище! Чтобы не было ни махров, ни огрехов! Всякий огрех – на спине! – кричит он вслед косцам.

Затем он укладывает копнушку скошенной травы; постилает сверху обрывок старой клеенки и садится, закуривая коротенькую трубочку. Курит он самый простой табак, какие-то корешки; не раз закаивался и эту роскошь бросить, но привычка взяла свое, да притом же трубка и пользу приносит, не дает ему задремать. Попыхивает он из трубочки, а глазами далеко вперед видит. Вон Митрошка словно бы заминаться стал, а Лукашка так и вовсе попусту косой машет. Вскакивает Арсений Потапыч и бежит.

Как у образцового хозяина, у него все приведено в систему. За первую вину – пять ударов нагайкой, за вторую – десять, за третью – пятнадцать, а за четвертую – не прогневайся, счета не полагается.

Раздается крик, и через минуту все приходит в порядок.

Выкурил Арсений Потапыч трубку, выкурил другую и начинает клевать носом. Задремлет чуточку, и сейчас же вздрогнет и протрет глаза. Он мало спал ночью, и в глазах у него метится… Тоскливо, а уйти раньше восьми часов нельзя: самое благоприятное время для косьбы упустишь… От времени до времени он отлучается в соседнее поле посмотреть, как наливается рожь, но сейчас же возвращается назад и опять начинает ходить взад и вперед по рядам валов, поглядывая в то же время вперед. Ему кажется, что косцы начинают приставать, что косы двигаются вяло и валы укладываются не с прежней быстротой.

– Пошевеливайся, ребята! Пошевеливайся, пока трава не обсохла! – то и дело покрикивает он.

Наконец урочное время настало. Барин провозглашает: шабаш! – и барщине дается час для завтрака и отдыха.

Время, назначенное для отдыха, Арсений Потапыч проводит дома. Он завтракает, обедает и кончает день одновременно с мужиками, потому что иначе нарушился бы правильный надзор…

…Наскоро позавтракавши, он… ровно в девять часов появляется на лугу.

Косцы уже взмахивают косами, и так как луг совсем обсох, то прибежали с деревни и бабы и разворачивают скошенные накануне валы. Солнце так и поливает зноем… Он проходит, посвистывая, между рядами баб, которые, в одних рубашках, прилипших к потному телу, высоко вскидывают