Читать книгу - "Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова"

переводились гости. Помимо родственников гостили коллеги мужа с жёнами, детьми, мои друзья Валя и Володя Потуловы с собакой. В августе 1978 года вместе с нами, родственниками и друзьями собралось тринадцать человек. Обед накрывали на берегу реки, в доме все не помещались. Приятель мужа, Сергей, каждое лето в августе приезжал один или с женой в течение почти двадцати лет, пока не купил дом в нашей же деревне. По многолетней традиции, переходившей от поколения к поколению, деревенская молодёжь каждый вечер собиралась у костра на берегу реки за деревней. Расходились перед рассветом. Наши дети, пока росли, ни о каком отдыхе, кроме деревенского, и слышать не хотели.

Когда ещё Полушкино и окрестные деревни были полнокровными и довольно многолюдными, каждая деревня шумно, с песнями, частушками и плясками под гармонь отмечала свой престольный праздник. На него стекались жители соседних деревень, в основном молодёжь. В Полушкино это был Прокопьев день, который праздновался в июле. По легенде, будто бы святой Прокопий по дороге в Великий Устюг какое-то время жил на берегу реки Великой. В праздник веселье обычно продолжалось всю светлую северную ночь. А что пели? Моя мама в один из таких праздников записала целую тетрадку частушек, которые исполняли гулявшие. Этот народный фольклор, отличавшийся своеобразным юмором на местную тематику, был почти сплошь нецензурным. Мат был настолько цветистым, что мама даже мне стеснялась показывать эту тетрадку.

Негласным старостой деревни был Константин Дмитриевич Краснов. В молодости он получил травму ноги, и та стала короче, из-за чего его не взяли на войну. Вот этого всю жизнь не могла ему простить одна из полушкинских вдов, чей муж погиб на войне. Несмотря на хромоту, он много ходил – работал почтальоном. Мог сходить на Бушуиху, покрыв четырнадцать километров, а потом в этот же день сбегать в магазин за четыре километра. Я спросила:

– Как это вы, Константин Дмитриевич, столько километров за день отмахали?

– Дак ноги откажут, если дома сидеть.

Однажды после того, как он пришёл с Бушуихи, я, спросив его о дороге, в ответ услышала:

– Да какая дорога?! Грези по самую жопу!

Он говорил не «грязи», а по-вологодски – «грези». С тех пор в ответе на вопрос о дороге мы часто употребляли именно это меткое определение.

Константин Дмитриевич не курил. В молодости, осознав, что во хмелю он нехорош, в рот не брал ни капли спиртного. Любил играть в карты и каждый вечер приходил в дом к моим тёткам, Поле и Людмиле, сражаться в «дурака». Проигрыш выводил его из себя, а мои тётки торжествовали.

Константин Дмитриевич держал руку на пульсе деревни. Спустя несколько лет после покупки у нашего дома развалилось крыльцо, и Валера сделал новое, исходя из своего умения и разумения, явно не соответствовавшего плотницким канонам. Крыльцо не являло собой произведение искусства. Константин Дмитриевич с любопытством наблюдал за работой, а результат оценил так:

– Ну, Солёнов, какой эскалатор смастерил!

Его оценке подлежало всё. Однажды летом, живя с детьми одна, я покрасила пол в кухне. Узнав об этом, Константин Дмитриевич пришёл проверить качество работы. Не поленился заглянуть под топчан, проверяя, все ли углы прокрашены. Ушёл, вполне удовлетворённый произведённой инспекцией. Александра Степановна, его жена, была замечательной женщиной, спокойной, умной, тактичной. С ней было интересно поговорить: она многое помнила из жизни деревни. Именно она рассказала мне о трагической судьбе брата моего деда, Василия Калинина, её односельчанина, которого расстреляли как врага народа в 1937 году. И о том, кто его расстрелял.

Народ в нашей деревне был разный, в основном доброжелательный. В деревне, где жители знают друг друга с детства, подноготная каждого известна, и соответственно с ней складывается отношение к человеку. Например, нашу соседку – бабку Попиху (Попову) – не любили. Это была сухонькая вредная старушка, с батогом охранявшая лужайку, что была посередине улицы напротив её дома. Молодёжь вечерами собиралась там играть в волейбол. Попиха не давала мять траву, которую скашивала на сено. Живности у неё не было, а сено она зимой продавала соседям. Говорили, что в молодости она была довольно хорошенькой, на гулянках пела забористые частушки, но отличалась заносчивостью. До войны её муж был начальником лесопункта, отчего Попиха, по-видимому, считала себя стоящей выше на социальной лестнице по сравнению с односельчанами. Муж погиб на войне. Так что ей вместе с дочерью пришлось разделить участь деревенских вдов. Привычки той нелёгкой жизни она сохранила до конца своих дней. Дочь выросла, как говорят в деревне, ухватистая, т. е. деловая. Она давно жила в Вологде, была неплохо устроена. Сложилась вполне обеспеченная семья и у внука, двое правнуков. По всему, у Попихи не было острой необходимости в жёсткой экономии, но «привычка свыше нам дана, замена счастию она». Каждый день, облачившись в костюм стройотрядовца, доставшийся ей с плеча внука, она отправлялась в лес и возвращалась оттуда, неся на плече одну или две жердины на дрова. И так до тех пор, пока силы окончательно её не оставили. Такой экономии я не заметила ни у кого из односельчан. Когда она совсем одряхлела, её стали одолевать ночные страхи: боялась одна ночевать в доме и просилась на ночлег к соседям, обычно к Нюре Хомутовой. Другие её не жаловали.

Был ещё один человек в деревне по фамилии Курзенев, которого не любили односельчане. Все звали его Барином. Выше по течению Великой, в трёх километрах от Полушкино на берегу реки стоит дача Вологодского железнодорожного депо. Большой бревенчатый дом и баня. Туда приезжают отдыхать работники депо: половить рыбу, сходить в лес за грибами и ягодами. Курзенев был смотрителем дачи. За эту непыльную работу его и прозвали Барином. Но не любили его не за это. Подозревали, что был он нечист на руку. Какие-то хозяйственные вещи, пропадавшие в деревне, случайно обнаруживались на даче. В молодые годы он отсидел в тюрьме по уголовному делу. Со своей женой Агнюшей и тремя сыновьями школьниками был груб. Однажды, вернувшись из Вологды, куда ездил по своим делам, с руганью накинулся на ребят за то, что те не все порученные им хозяйственные дела успели сделать. Ночью он умер. Проститься с ним никто из односельчан не пришёл. Одна вдова громкими рыданиями, с воем оплакивала его. Позже её спросили:

– Агнюша, что ж ты по нему так убивалась? Он ведь тебе такую несчастную жизнь устроил!

– Вот я и плакала над всей своей горькой жизнью!