Читать книгу - "Двуглавый российский орел на Балканах. 1683–1914 - Владилен Николаевич Виноградов"

Крепло убеждение, что дальше бумаготворчества реформаторство не пойдет. А. Н. Кудрявцев информировал посла Н. П. Игнатьева: «Здешние мусульмане не хотят и слышать о новых льготах и правах, которые христиане могут получить, в особенности назначение христиан на должности, на посты губернаторов и каймакамов приводит их в исступление». «Как, – говорят они, – нами будут повелевать гяуры – никогда!» За «фикцию» в виде ноты Андраши, был уверен Игнатьев, инсургенты не обменяют «преимущества, уже завоеванные героической борьбой»[661].

Что касается их вождей, то они реагировали на ноту осторожно, продуманно и дипломатично. Они выразили признательность державам за проявленную о них заботу, высоко оценили благородные принципы, в послании заложенные, но выразили досаду по поводу отсутствия в бумаге указания на средства для достижения высоких целей и сами их перечислили: учреждение «особого управления» Боснии и Герцеговины (иными словами – предоставление им автономии), «переход спахийских земель к земледельцу» (то есть подрыв феодальной мусульманской системы землевладения). Пусть Порта выведет свои войска из провинций, оставив 5 тысяч человек в городах, восстановит разрушения и позволит христианам носить оружие. И тогда они вернутся к своим очагам.

Со стороны графа Д. Андраши раздалось сердитое ворчание. Он не намерен ни на шаг отступать от своего творения. Последовало уточнение со стороны повстанцев: они настаивали на передаче христианам одной трети имевшейся у бегов земли[662]. Их усилиями нота из туманной декларации принципов превращалась в план преобразований.

Отклонение повстанцами ноты в первоначальном виде сделало дальнейшую дискуссию вокруг нее беспредметной.

Весна 1876 года принесла с собой Апрельское (майское по новому стилю) восстание в Болгарии, свирепо подавленное. Лето стало свидетелем еще одного удара по надеждам на освобождение христиан. В июле Сербия и Черногория объявили войну Высокой Порте. Сербская армия потерпела поражение, хотя и была пополнена 5 тысячами добровольцев из России и возглавлял ее генерал М. Г. Черняев. Турецкие войска, которыми командовал Нури Осман-паша, будущий защитник крепости Плевна, были остановлены вблизи Белграда не воинской силой, а российским ультиматумом с угрозой прервать со Стамбулом дипломатические отношения (октябрь)[663]. Славянских ресурсов явно недоставало для достижения успеха.

На дипломатическом фронте продолжалось топтание на месте. Встреча канцлеров трех империй, Германской, Российской и Австрийской, в Берлине 13 мая 1876 года завершилась принятием беззубого меморандума, державы подтвердили свое желание подвигнуть Порту к принятию ноты Андраши и провести переговоры с восставшими. В случае их неудачи стороны обещали принять действенные меры «в интересах всеобщего мира», не обозначив их конкретно. Франция и Италия поспешили присоединиться к декларации, но британский Форин-офис усмотрел в ней посягательство на суверенные права Порты, продемонстрировав тем самым, что Османская империя имеет прочную опору в лице владычицы морей[664].

От свидания двух императоров, Александра II и Франца Иосифа, сопровождаемых министрами иностранных дел, 26 июня (8 июля) 1876 года уже отчетливо веяло порохом. Бытующее в историографии представление о заключении в Рейхштадте соглашения не соответствует действительности. На самом деле все ограничилось составлением записей Горчакова и Андраши о возможных итогах кризиса в двух вариантах – на случай победы Турции и на случай успеха повстанцев. Бумаги не были подписаны и имели значительные расхождения. Запись Горчакова в оптимальном варианте предусматривала присоединение Герцеговины к Черногории и Боснии к Сербии с вознаграждением Австрии «турецкой Хорватией и некоторыми пограничными частями Боснии», подлежавшими определению в дальнейшем. Австрийский вариант предвидел оккупацию провинций войсками Габсбургской монархии, Черногории отходила часть Герцеговины[665].

Луч надежды в дискуссионном беспросветье мелькнул в декабре 1876 года – в Константинополе собралась конференция послов, посвященная проведению реформ в восставших областях, и результаты ее выглядели впечатляюще: Босния, Герцеговина и Болгария, разделенная на две части, получали административную автономию, в них учреждались народные собрания с представительством мусульман, православных, а в Боснии и Герцеговине и католиков, вводилось местное самоуправление, предусматривалась деятельность судов по уголовным и гражданским делам, упразднялись откупа, провозглашалась свобода исповедания. Все это было согласовано на предварительных заседаниях, без участия османских уполномоченных.

Чем объяснялась податливость английских и австрийских делегатов на доводы Н. П. Игнатьева? И в Великобритании, и в Австро-Венгрии общественность далеко не единодушно выступала за сохранение в целости власти прогнившей Османской империи на Балканах. Холодный расчет побуждал к смене традиционного курса – представлялось неразумным бесконечно цепляться за тень былой могучей державы. Британия, мастерская мира, обладательница богатой казны, имеет все шансы утвердить свое прочное влияние в автономиях, образующихся на обломках Османской империи. Надо заботиться не о старом засохшем дереве, а о юных саженцах. Россия явно решилась выступить с мечом в руке. В Бессарабии концентрируется ударная армия. Повторять опыт 1828 года, когда оставшаяся без присмотра Россия разгромила турок, представлялось бессмысленным. В кабинете ее величества отсутствовало единство взглядов. Премьер-министр Б. Дизраэли, получивший титул графа Биконсфилда, возглавлял воинственную партию, глава Форин-офис граф Э. Дерби – миролюбивую. Он не был сторонником дарования восставшим провинциям автономных прав, странно было бы требовать этого от видного представителя партии тори, отказывавшей ирландцам в гомруле. Но глава знаменитой ланкаширской фамилии считал преступным развязывать на балканской почве новую Крымскую войну и выступал за урегулирование восточного вопроса на базе умеренных реформ. Он именовал повстанцев «варварским маленьким народом», недостойным автономии. Премьер Б. Дизраэли выражался решительнее: «Это ужасное герцеговинское дело можно было бы уладить в неделю, обладай турки должной энергией»[666]. Послу П. А. Шувалову он заявил, что боснийцы и герцеговинцы не к реформам стремятся, а к независимости, что в смысле конечной цели соответствовало действительности. Посол в Стамбуле сэр Генри Эллиот бестрепетно сообщал о «зверствах» повстанцев, призывал «не жалеть усилий» ради быстрейшего подавления движения и объявлял сведения о жестокостях карателей «чудовищно преувеличенными»[667].

В турецких водах бросила якоря сильная, в составе 10 броненосцев, британская эскадра, что было сочтено поддержкой жесткой позиции Высокой Порты. Однако при подавлении апрельского 1876 года восстания в Болгарии власти проявили такую «энергию», что британские сердца дрогнули. Башибузуки, славившиеся особой свирепостью турецкие вспомогательные войска, подавили восстание в духе своих традиций, вырезав население целых сел, сооружая пирамиды из отрубленных голов «бунтовщиков». Тысячами жертв заплатили болгары за попытку сбросить иноземное и иноверческое иго. Тем не менее Дизраэли долго и упорно отказывался верить поступавшим сведениям о жестокости расправ. Г. Эллиот настоял на посылке в Турцию броненосной эскадры. Берлинский меморандум вообще не был передан Высокой Порте – вручать его под жерлами пушек на судах ее величества не имело смысла. Газета «Тайме» писала 8 июня 1876 года: ни один житель Константинополя не взирает с ужасом на морских левиафанов, «они думают, что британский флот предвещает британский союз, который 20 лет тому