Читать книгу - "Златая цепь на дубе том - Борис Акунин"

привлекать к себе внимание нестандартным поведением: устраивал импровизированные поездки на общественном транспорте, заглядывал в магазины, в поликлинику. Эти обычные для западного политика промо-трюки производили сильное впечатление на непривычных к подобному поведению москвичей и быстро сделали нового главу столицы популярным — чего Ельцин и добивался.

Его кулуарный и краткосрочный бунт на пленуме вызвал у широкой публики не более чем любопытство — «звездный час» генсека Горбачева осенью 1987 года еще не закончился. Но репутация бесстрашного и принципиального правдоискателя вскоре поможет Ельцину сделать другую карьеру — в оппозиции.

Менее чем через год, на XIX партконференции, в уже иной общественной атмосфере, он снова атаковал партийную верхушку и на сей раз это был не эмоциональный порыв, а политическая декларация.

Не будучи сильным оратором, в наступившую вскоре митинговую эпоху Ельцин с его резкой, эмоциональной манерой говорить, выгодно отличавшейся от мягкого горбачевского многословия, очень совпал с приподнятым, экзальтированным духом протестного движения. На выборах народных депутатов, несмотря на массированное противодействие всей официальной машины (а возможно и благодаря этому противодействию), Ельцин получил в своем столичном округе почти 90 % голосов.

Очень хорош он был и во время драматичных событий августовского путча 1991 года: картинно выступал с бронетранспортера, олицетворял бесстрашие и уверенность в победе, воодушевлял собравшуюся у Белого Дома толпу. Это была истинная ельцинская стихия. Он принадлежал к типу лидеров, которые ярко проявляют себя в периоды общественных потрясений революционного характера. Когда же революция победила (а события 1991 года являлись именно революцией, то есть народным свержением существующего режима) и от президента понадобились совсем другие качества: расчетливость, выдержка, правильное дозирование быстрой реакции и терпения, Ельцин оказался мало на что годен. По образованию и первой профессии Борис Николаевич был строителем, но строить у него получалось намного хуже, чем ломать, поэтому прежнюю систему он успешно сломал, вернее доломал, однако новую так и не построил.

Ему предстояло решить несколько очень непростых задач — экономических, социальных, политических, главной из которых являлось строительство демократического государства, способного существовать вне извечной «ордынской» модели. Однако у Ельцина, кажется, вообще не было никакой «длинной» стратегии — политические деятели данного типа так не мыслят. Единственная задача, с которой он успешно справился — довольно быстро установил режим единоличной власти, но пользовался ею спорадически: то активно вмешивался в дела, иногда деструктивным образом, то надолго выпадал из политического процесса, болея или пьянствуя (кремлевская пресс-служба называла это «Борис Николаевич работает с документами»). В такие периоды государством управляло ельцинское ближнее окружение. Как все правители эмоционального типа, Ельцин во всем полагался на людей, которые ему были лично симпатичны. Многие из них пытались психологически манипулировать этим властным, но легко предсказуемым человеком. Естественно, между инфлюэнсе-рами шла ожесточенная аппаратная борьба за влияние на президента. Эти интриги приводили к резким поворотам во внутренней и внешней политике.

Во время нервной предвыборной кампании 1996 года два клана, тянувшие Ельцина в разные стороны (придворные силовики — к введению диктатуры, придворные либералы — к использованию «мягкой силы»), устроили непристойное шоу на глазах у всей страны и всего мира. Президентская личная охрана задержала сотрудников ельцинского избирательного штаба, которые переносили в коробках из-под ксерокса часть наличного «теневого» фонда, расходовавшегося на оплату агитационных мероприятий. Телекамеры зафиксировали инцидент, разразился чудовищный скандал. Больше всего пострадала репутация самого Ельцина. Он был похож на собаку, которой виляют сразу два хвоста.

Однако роковое решение о подавлении чеченского сепаратизма военной силой — Рубикон, после которого возвращение к имперской модели стало неизбежным — судя по воспоминаниям свидетелей, Ельцин принял самостоятельно, хотя некоторые члены его команды предостерегали от этого шага и даже подали в отставку.

Два срока Ельцина изобиловали импульсивными поступками. Некоторые были просто пиарантрепризами — вроде внезапной поездки в мятежную Чечню в мае 1996 года. Обеспечить должные меры безопасности было невозможно. Президент прилетел на несколько часов, выступил перед телекамерами и улетел обратно, кажется, очень собой довольный, но поспешность и сумбурность визита подорвали весь смысл акции. Ельцин хотел продемонстрировать народу, что Чечня — обычный регион, куда глава государства наведывается, когда пожелает, но вместо этого произвел впечатление несолидной суетливости.

Более серьезные последствия имел другой, уже международный экспромт, которым Ельцин тоже очень гордился как своим личным достижением.

В июне 1999 года, пытаясь урегулировать сербско-косовский конфликт, войска НАТО решили взять под свой контроль аэропорт в Приштине. Это было поручено британскому контингенту. Однако внезапно вмешалась Москва. По личному приказу Ельцина колонна бронетранспортеров, расквартированная на сербской территории для миротворческих целей, совершила бросок и оккупировала стратегический пункт без согласования с союзниками. Эти события были восприняты в мире как нечто вроде фантомных болей усопшей советской империи, но на самом деле это были предродовые схватки новой российской империи.

Вскоре, в августе, она вновь заявила о себе уже всерьез, когда российские войска начали вторую чеченскую войну, подготовленную гораздо основательней, чем первая, однако это решение уже не было проявлением ельцинского волюнтаризма. Оно стало естественным и даже неизбежным следствием курса на реставрацию «державы».

В это время Ельцин готовился уйти, не доработав президентского срока. Он был нездоров, вял, всё меньше участвовал в повседневном управлении. К достоинствам Бориса Николаевича следует отнести то, что он не принадлежал к числу правителей, настроенных на пожизненную диктатуру. Однако своего преемника он собирался выбрать сам, по собственному вкусу. В течение последних полутора лет президентства Ельцин сменил несколько фаворитов, в свойственной ему манере то внезапно приближая, то столь же резко отталкивая кандидатов, которых счел негодными.

Когда одновременно с началом новой чеченской войны главой правительства ко всеобщему изумлению был назначен глава ФСБ Владимир Путин, за пределами аппарата мало кому известный, наконец стало ясно, какого рода преемник нужен Ельцину — способный проводить политику «твердой руки», положить конец шатаниям и разболтанности. Это тоже было совершенно естественной, логичной ступенькой на лестнице, спускающейся от свободы к несвободе. Форма, которую приняла передача власти преемнику, выглядела по-ельцински импульсивно. 31 декабря 1999 года Борис Николаевич в последний раз поразил публику своей эксцентричностью. В традиционном новогоднем телеобращении к стране вместо обычных поздравлений он объявил, что уходит в отставку, передавая полномочия премьер-министру, и недвусмысленно дал понять, что видит своим наследником только Путина: «Полгода еще держаться за власть, когда у страны есть сильный человек, достойный быть президентом, и с которым сегодня практически каждый россиянин связывает свои надежды на будущее?! Почему я должен ему мешать? Зачем ждать еще полгода? Нет, это не по мне! Не по моему характеру!»

Пожимая перед камерами руку Путину, Ельцин сказал: «Берегите Россию!» (А надо