Читать книгу - "Избранные труды. Норвежское общество - Арон Яковлевич Гуревич"

если только не отнимешь ее у меня мертвого»47. То, что ответчик не ссылается на свои юридические права на землю, заставляет предположить насильственный характер приобретения ее, что явствует и из дальнейшего текста. Судебник гласит, что ответчик, защищая захваченное владение, не останавливался даже перед применением оружия: «Но если |ответчик] сопротивляется и защищает свое владение копьем и мечом, то он [истец] должен потребовать у участников тинга помощи с тем, чтобы насильственно удалить его [противника] с земли...»48. Памятники права в силу своей нормативности не могут адекватно отразить тех насилий и произвола, которые имели место в норвежском обществе и в гораздо большей мере засвидетельствованы сагами. Судебники предписывали выполнение многочисленных и подчас довольно сложных судебных процедур. В действительности же эти предписания не во всех случаях соблюдались, и тогда право сильного разрешало спор в его пользу.

В условиях, когда земля становилась объектом отчуждений и иных имущественных сделок, а право одаля все в меньшей мере могло защитить обедневших бондов от утраты ими своих владений, часть их неизбежно оказывалась в крайне тяжелом положении. Судебники неоднократно говорят о людях, потерявших свое имущество и совершенно разоренных. «Законы Гулатинга» предписывали вольноотпущеннику, не расплатившемуся за свое освобождение, оказывать материальную поддержку господину, если последний впадет в нищету и вынужден будет побираться49. В другом титуле этого судебника речь идет о вдове бонда, которая вследствие бедности не может растить детей; при безвыходном положении нужно было прибегнуть к помощи родственников50. В титуле «О бедствующих» говорится, что в случае, если бонд впадет в крайнюю нищету, его малолетних детей нужно передать родственникам его и жены51. Дети нищих могли сделаться рабами тех, кто соглашался их кормить52. Нужда, недостаток средств для воспитания обычно многочисленного потомства были источником распространения в языческой Скандинавии практики выбрасывания новорожденных детей: их относили куда-нибудь подальше от дома и оставляли на верную гибель. Борьба христианской церкви с этим укоренившимся обычаем долгое время была малоуспешной: свидетельства продолжающегося выбрасывания бондами детей мы находим еще в церковном праве XII и даже XIII вв.53 Показательно, что исландцы приняли в 1000 г. христианство с оговоркой, допускавшей такую форму детоубийства54. Подобная практика существовала и у других народов на примитивных ступенях развития55, однако в Норвегии и Исландии она оказалась особенно живучей, очевидно, в силу большой застойности их экономики и крайней бедности части населения.

Другим показателем распространенной в Норвегии бедности являются многочисленные постановления судебников о нищих56, оказывать поддержку которым было обязанностью бондов57. Людям, доведенным нуждою до того, что они ели собак, кошек и конину, церковь предписывала покаяние58. Закон запрещал препятствовать привозу продуктов из одной местности в другую, находившуюся под угрозой голода59. Впрочем, сами короли, как свидетельствуют саги, прибегали к подобной мере60. Голодные годы, неурожаи, падеж скота были часты в Скандинавии не в меньшей мере, чем в других частях средневековой Европы61.

Обнищание многих крестьян было причиной уклонения их от несения повинностей в пользу государства и церкви. Областные законы говорят о суровых наказаниях, грозивших тем людям, которые «бегают из фюлька в фюльк и из четверти в четверть», чтобы избежать платежей на строительство военных кораблей и службы в ополчении62. От этих платежей освобождались только совсем обнищавшие люди, которые были вынуждены перейти на содержание к своим сородичам63. Бонды не желали посылать своих слуг в летние месяцы на работы по улучшению дорог64. Карами грозили законы и за упорный отказ платить десятину65. Не редкостью были попытки бедняков бежать от судебного преследования66.

Судя по обилию постановлений о неплатежеспособных должниках, подобных людей в Норвегии в изучаемый период было множество. В титулах, посвященных порядку передачи имущества по наследству, указывается на первую обязанность наследника — уплатить долги его предшественника. Долги могли не быть выплачены полностью лишь в том случае, когда для их погашения недоставало унаследованного имущества67. Точно так же, когда человек за совершенное им преступление объявлялся вне закона и его собственность конфисковалась, королевский управляющий должен был пригласить всех кредиторов опального для выплаты им его долгов68, хотя бы даже пришлось передать им все имущество69. Если при этом не было движимости, в счет уплаты долгов шла земля поставленного вне закона70. Отказ уплатить долг мог повлечь за собой принудительное его взыскание в двойном размере и даже — в случае упорства со стороны должника — объявление его вне закона до тех пор, пока долг не будет выплачен71.

Обедневший свободный человек, если ему не оставалось другого выхода, мог закабалиться, сделаться долговым рабом (skulldar maör)72. Родичи могли его выкупить, без их согласия женщина не должна была идти в кабалу. К. Маурер обращает внимание на отличие долгового раба от раба в собственном смысле слова, подчеркивая договорный характер соглашения о вступлении в кабалу и срочность ее (должник, выплативший или отработавший в кабале долг сполна, тем самым возвращал себе личную свободу), а также то, что должник считался несвободным лишь по отношению к тому, в кабалу от кого он вступал, но сохранял права свободного человека на возмещения по отношению ко всем другим людям73. Действительно, в «Законах Гулатинга» отмечается, что должника нельзя было принуждать к работе побоями, однако это допускалось в тех случаях, когда хозяин не имел других средств взыскать с него долг. Далее здесь указано, что закабалившийся имел право получать возмещения от посторонних лиц сообразно своему статусу, но на самом деле ему доставалась лишь та часть возмещения, которая превышала его долг, остальное шло в пользу его господина. Последний мог требовать уплаты себе такой же компенсации за ущерб, причиненный его долговому рабу, какую он получал за своего старшего раба (bryti). Должника запрещалось продавать на рабских торгах, «если только он не бежал от уплаты долга». Однако хозяин мог продать его за ту сумму, которую он ему задолжал, правда только в пределах Норвегии; категорически запрещалось продавать свободного человека в языческую страну. Должник, который не хотел отрабатывать долга, мог выкупиться из рабства, и с этой целью господин должен был предоставить ему полумесячный срок для того, чтобы он успел обойти фюльк и собрать деньги для уплаты долга у своих сородичей. Но, если он при этом ходил по фюльку с закрытым лицом или покидал пределы фюлька, он превращался в раба. Эти постановления свидетельствуют об отличии долгового раба от настоящего несвободного человека, хотя уже из изложенного нетрудно убедиться, насколько подчас эфемерны были такие различия.

Вместе с