Читать книгу - "На линии огня - Семён Михайлович Борзунов"

в 1964 году сборник стихов «Это живет во мне», в 1966 году — книга рассказов и маленьких повестей «После града», а затем, через три года, книга поэм «Мелодия века». С благодарностью вспоминаю чуткость, внимательность, с какою здесь отнеслись ко мне и моему творчеству. Не боясь преувеличений, скажу: здесь из меня, журналиста, сделали литератора. Это было настоящей практикой после всех и всяческих институтских теорий.

Позднее у Землянского вышли новые поэтические сборники: «Верю, люблю, тревожусь» («Молодая гвардия»), «Колыбель» («Московский рабочий»), «Мелодии века» (Воениздат), о чем речь впереди.

Каковы книги Землянского? О чем они?

На вопросы ответить не легко. Книг уже много. И немало в них тем, проблем, размышлений о судьбах человеческих. Если же говорить просто о тематическом преобладании, то это, бесспорно, война. Люди войны. А еще точнее, зло войны. И дано все это с большой точностью и психологической глубиной. Страдания, горести, переживания и радости людей — все пропущено через сердце автора.

Всю жизнь передо мной

Страничка партбилета

И кровью надпись строчкою неровной:

«Умрем, но не отступим.

Наша песнь не спета.

Мы победим фаш…»

И листок оборван.

С тех пор я не свободен от вопроса

И навсегда в его останусь власти:

Какие,

Кто

Сдавал партийной кассе

Ценней и клятвеннее взносы?!

Эти стихи из первой поэтической книги Землянского. Теперь они входят в двухтомную антологию военно-патриотических произведений советских поэтов «Великая Отечественная», выпущенную издательством «Художественная литература» в 1970 году.

— Я уже говорил, что на фронте не был, вернее, не участвовал в боях, — как бы оправдываясь и явно о чем-то сожалея, доверительно сообщает Землянский. — Но мне кажется, что когда я пишу, я чувствую войну — всю. И тыл и фронт. Самонадеянно? Может быть. Но не скрою, мне доставила большую радость фраза в небольшой внутренней рецензии на один из рассказов, в котором действие происходит в бою. Рецензент невзначай, мимоходом, как бы и не допуская мысли, что может ошибиться, обронил: «Чувствуется, автор сам все видел и пережил…» Я радовался, разумеется, не причислению меня к людям, бывшим на переднем крае, а только тому факту, что так достоверно прозвучало написанное мной.

Радость естественная и понятная каждому творческому человеку. Тем более, что Землянский знает войну, знает не по книгам. Пережил многие ужасы и страдания. Меня не удивляют поэтому слова Павла Железнова, сказанные им в предисловии к сборнику стихов «Это живет во мне»:

«В книге Анатолия Землянского, человека, прошедшего через войну, много стихов о любви и природе, стихов, полных нежности и душевного тепла… Нет, он не забыл ужасов войны… «Это живет во мне», — говорит он с первых страниц своей книги. Он помнит обезумевшую молодую мать, никого не подпускавшую к убитому младенцу; помнит бойца, написавшего кровью на партийном билете: «Умрем, но не отступим». Сильное впечатление в разделе «Память» оставляет глубокосимволичный образ седой вербы без сердцевины, вербы, склонившейся над щебнем рухнувшего дома:

Дом на ее глазах разбило —

Здесь в сорок первом были немцы.

Не от стоянья ль над могилой

У вербы выболело сердце?..»

Ничто не забыто. Все живет в памяти солдата. А больше всего помнит он долгожданный день нашей великой победы:

Живет во мне и будет жить всегда,

Заметней нет в счастливом сердце следа:

Пришла к народу моему Победа,

Ушла от человечества беда.

Поэт горячо любит свою Родину и люто ненавидит иностранных поработителей, кости которых не принимает русская земля:

Прошелся плуг — и кости человечьи

По борозде разбросанно легли.

Свидетели уже далекой сечи

Явились из разбуженной земли.

Какую мудрость лет, давно минувших,

Земное эхо донесло до нас

Вот этой потемневшей черепною грушей

С проколами когда-то зрячих глаз?

Кто может знать!

Да и не в том суть дела.

Вопрос в другом: чьи кости смерть взяла?..

Ответил пахарь, двинув бровью белой:

«Был, знать, чужой: земля не приняла».

И о чем бы поэт ни писал, память каждый раз возвращает его к дням войны. Долго она будет еще напоминать о себе: ее результаты видны везде и всюду. Ее костлявая рука дотянулась почти до каждого дома. До каждой семьи. До каждого человека. Потому она и незабываема, хотя со дня ее окончания минуло уже более четверти века.

За это время родилось и сформировалось новое поколение людей. Оно ежегодно пополняет ряды армии, и флота. Вот и лирический герой поэта призван на службу воинскую. Уже в свой первый день солдатский он загрустил по дому. К нему подходит ротный и как-то попросту кладет руку на плечо:

И смотрит понимающе, безмолвно,

В глазах смешинку с лаской затая:

— Грустим? —

Киваю.

— А давно из дому?

— Уж скоро месяц, — чуть не плачу я.

Смешинка разгорается — чуть колет

И вдруг померкла, стал задумчив взгляд…

Бывает так, когда нас

Наши боли

Отбрасывают памятью назад.

Я вспомнил:

Ротный

Вырос сиротою —

Нам старшина рассказывал о том.

Отец его ушел и пал героем

В каком-то…

Ах, да важно ли в каком!

Он пал, послушный разуму и долгу…

И ротный мне ответил:

— Не беда.

Мы с домом расстаемся ненадолго,

Чтоб с ним не расставаться навсегда.

Кто-то из критиков справедливо заметил, что у каждого поэта есть те самые несколько строк, которые выражают суть всей его поэзии, выявляя ее отличительное и самобытное. Такие строки есть и у Анатолия Землянского. В сборнике «Колыбель» автор пишет:

Я не хвалил бы танки

                                  и ракеты,

И богом артиллерию б не звал.

Мой бог единый — мирные

                                          рассветы

И горизонта голубой овал.

Но я забыть не вправе, что

                                         рассветам

Моей земли,

Моей родной земли

Орудия, и танки, и ракеты

Живую повторимость сберегли.

Эта мысль о бдительности и постоянной боевой готовности более кратко и образно выражена в маленьком стихотворении «Готовность». В нем восемь строк, но каждая — словно заряд большой мощности.

Я — как винтовка:

        дух — порох в патроне,

Сердце —