Читать книгу - "Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко"

ворота, а его товарищ опрометью, поскальзываясь и падая, бросился докладывать настоятелю о визите важного гостя.

За воротами оказался сам хайнес в насквозь промокшем плаще. Да что там плащ? Портки, наверное, к телу прилипли!

– П-повелитель, – вздрогнул привратник и согнулся в поклоне.

– Мне ждать, пока ты все поклоны отобьёшь? – недовольно прикрикнул хайнес. – Живее! Я здорово промок и замёрз. Отправляй братьев к повороту, пусть притащат карету. Вот Тёмные! Совсем немного не доехали…

Настоятель Мастюня прибежал к воротам с большим зонтом, когда братья уже отправились вызволять хайнесов экипаж из грязевого плена.

– Мой господин, что вы делаете здесь в такую погоду? – с ужасом воззрился настоятель на повелителя, с которого в сторожке уже натекла лужа воды.

– Дела государственные не ждут солнечной погоды, – поморщился господин Узээриш и принял от привратника вино, наспех согретое в печи прямо во фляге. – В Мика̀ши ехал. Хотели проехать через Ракитку, но там развезло всё. На реке лёд вспух, дорогу размыло, словно её и вовсе нет. Ни проехать, ни пройти. Только вплавь. Крайне удачная погодка, – с сарказмом протянул молодой хайнес и пригубил горячее горлышко. – До монастырских ворот пятидесяти саженей не доехали, колесо отлетело. А вокруг на десять вёрст никто, кроме вас, и не живёт.

– Боги, досада какая, – поспешил посочувствовать Мастюня. Смертельная бледность нехорошего предчувствия слегка разбавилась румянцем, хотя сердце в груди продолжало испуганно биться.

После побега духа появление хайнеса уже казалось предзнаменованием дальнейших неудач, ведь, как известно, и удачи, и неудачи не ходят поодиночке.

– Что ж вы здесь стоите? Брат Иза, быстренько распорядись, чтобы Сильнейшему подготовили комнату в доме младших послушников. Вы уж простите, что не в самом монастыре, – извинился перед господином настоятель, – правила ордена не позволяют.

– Да нам бы с кучером крышу над головой, огня да одежду сухую, – не стал привередничать хайнес. – Можете нам в одной комнате и постелить.

– Слышал? Иди готовь! Господин, проследуйте за моим братом…

– Пусть пока готовит, – отмахнулся господин Узээриш. – Дождусь экипажа, вещи забрать нужно.

Через четверть часа из мокрой темноты показались лошади, тянущие за собой покосившуюся на правый бок карету. Трое братьев поддерживали её и подталкивали, ругаясь не приличествующим столь благому месту образом, а рослый, облепленный мокрым плащом кучер удерживал под уздцы лошадей.

Едва экипаж оказался на подворье, как кучер перебросил вожжи одному из братьев, а сам поспешил открыть дверь и вытащить мягкий куль из нутра кареты. Его принял на руки сам хайнес, после кучер достал второй куль, и повелитель солнечно улыбнулся Мастюне.

– Так где там наша комнатка?

Ливень не унимался всю ночь и затих лишь ближе к утру. Но когда небо окончательно просветлело, стало явно, что тучи исчезли без следа. Будто бы испарились, или же боги опрокинули на них бадейку голубой небесной прозрачности краски. Умытое и слегка подмороженное солнце сияло хрустальной колкой желтизной; от залитой водой земли шёл пар, лужи мутнели тонкими корочками льда, а холодный воздух приятной свежестью схватывал нос и горло.

Узээриш, господин и властитель земли Салейской, сидел под каменным забором между двумя пустыми бочками. Судя по кисловатому, уже не очень приятному запаху, бочки были из-под квашеной капусты, а уголок между ними, облюбованный Ришем, славился среди крыс, чьи чёрные метки-горошинки не вымыл даже дождь.

– Всё понял? – строго прошептал Узээриш.

Между бочками он куковал не в одиночестве. Перед ним стоял Зиш. Бледный, решительный и тепло одетый.

– В бой с колдуном не вступаешь, – повторил старший брат. – Найди маму и скажи ей, что пора домой. Если ты не скажешь ей это, то чары не спадут и она навсегда останется здесь.

– А если мы убьём колдуна? – Зиш широко распахнул свои невероятные синие глазищи.

– Тогда мама сама станет колдуньей.

Зиш испуганно вздрогнул.

– Сперва должны спасть чары, ясно? Поэтому не смей вступать в бой с колдуном.

– Хорошо. А… а… может, ты пойдёшь?

Узээриш прижал братца к груди и ласково потрепал его по шапке. Всю дорогу до монастыря мелкий рвался в бой. Но он всё же ещё очень маленький и, конечно, оробел. Или испугался, что не сможет снять с мамы «чары».

– Мне нельзя. Если тебя поймают, то тебе ничего не будет. Ты же маленький. А вот мне будет.

– Ты врёшь, – пробурчал Зиш. – На меня наругаются и маму спрячут.

– Никто не посмеет на тебя ругаться! Пожалуются мне, а я тебя ругать не буду. Точнее, поругаю, но для виду, чтобы они решили, что я сердит. Но тебя не поймают. Давай, чары можешь снять только ты или Иия.

– А ты? – Зиш действительно боялся, что не справится.

– Ну твоя мама не моя мама, так что я не справлюсь.

– Почему она не твоя мама?

– Я тебе потом объясню, – поморщился Риш. Объяснять Иие и Зишу, почему Риша никак не может быть его матерью, было бесполезно. Они не понимали. – Готов?

Зиш неуверенно кивнул, и Узээриш, выпрямившись, подхватил его на руки и одним махом оседлал каменную ограду. Наклонившись, он опустил по другую её сторону брата и опять скользнул вниз, к бочкам.

Зиш испуганно осмотрелся и прижался к обледенелым кустам. Парк ранней весной представлял собой жалкое голое зрелище, довольно удручающее, несмотря на солнечную погоду. Серые ветви, голая, обледенелая после дождя земля, ни одного яркого пятнышка. И без того испуганный ребёнок оробел окончательно и прижался к стене. Риш по другую её сторону чуял, что брат не сходит с места, но не подгонял.

Раздались голоса. Они звучали ближе к унылой громаде монастыря, но Зишу вдруг почудилось, что он услышал голос матери. Страх мгновенно позабылся, и он поспешил через кусты на звук этого родного голоса.

– Эй, стой! Ты кто?

Зиш похолодел и упал на землю.

Бдительный брат прищурился и двинулся было к кустам, но за каменной стеной раздался душераздирающий хруст и парень поспешил туда.

Маленькое сердечко неистово колотилось в груди, и Зиш не мог поднять от страха головы. Вдруг он почувствовал, что к волосам прикасается чья-то ладонь, и испуганно вскинул голову. И расширившимися от изумления глазами уставился на отца. Папа улыбнулся, прижал палец к губам и, выпрямившись, протянул ему руку. Вскочив на ноги, Зиш схватил его за мизинец, и отец повёл его туда, откуда